Я хочу к ваааам!)

[moraniarty]

Посмотрела оба сезона Шерлока практически взахлёб. И после ожидаемого Хотсона меня неожиданно сильно вштырило с Мораниарти.
Канон не читала, советский сериал не смотрела, про Морана знаю только из обсуждений фандома Но Морана я, тем не менее, уже люблю Х))) Посему написалось вот что. Вообще, планируется цикл таких зарисовок по этому пейрингу, так что, вполне вероятно, меня пропрёт на продолжение.

Название: Хамелеон
Автор: Ksanira
Пейринг: Мораниарти, что ж есчо-таа
Рейтинг: пока PG, условно, в дальнейших частях надеюсь довести до R.
Жанр: пре-слеш
Саммари: Не разговаривайте, дети, с обаяшками-незнакомцами, это может привести к чему угодно.


Когда он видит этого человека в первый раз, то кажется, будто глаза у него – совершенно чёрные, без малейшего блика света. Чёрные и безумные, как чёрные дыры в космосе, как чёрные бездонные омуты, на дне которых плещется мёртвое пламя.
Чёрные – как дула автоматов, в которых уже зарождается энергия смертельного выстрела.
Тогда, в их первую встречу, человек с чёрными глазами улыбается ему, по-кошачьи бесшумно вышагивая из темноты, и от этой улыбки Себастьяна, прошедшего войну в Афганистане, прошедшего сквозь все круги Ада, мимолётно передёргивает.
- О, полковник, вам так идёт вся эта кровь, - говорит этот странный незнакомец, и голос у него насмешливый, ломкий, словно у какого-нибудь фигляра. – Не хотите со мной поужинать? Кажется, я влюбился.
И добавляет тут же, без какого-либо перехода, прожигая непонятным заинтересованным – так смотрят дети, получившие новую игрушку и страстно желающие разобрать её на мелкие винтики – взглядом:
- У меня есть для вас работа, полковник Моран, и я уверен, что моё предложение вас весьма-а заинтересу-ует.
Этот черноглазый, разумеется, псих. Моран видит это в его взгляде, которым тот окидывает пятёрку трупов на полу и ползущие к его ботинкам пятна крови. Моран видит это в его улыбке, скучающе-небрежной, довольной, загадочной, скрывающей – или выставляющей напоказ? – какие-то недоступные окружающим мысли. Моран видит это хотя бы в том, что этот человек рискнул прорваться сюда – безоружным.
Но у психа ужасно дорогой костюм. И ещё – ещё что-то такое манящее есть в чёрных глазах, что заставляет Себастьяна опустить наконец до того направленный прямо в это холёное улыбающееся лицо пистолет и вглядеться в это лицо внимательнее. Возможно, это просто далёкий огонёк мифической «свободы», мерцающий в самой глубине непроглядной черноты.
- Что за работа? – спрашивает Себастьян с лёгкой усмешкой, выражая подобие интереса.
Незнакомец удовлетворённо кивает, прежде чем ответить, и только тут Моран запоздало понимает, что совершил вторую в своей жизни после возвращения с войны ошибку.
Что, впрочем, не мешает ему согласиться.

***

Когда этот человек начинает играть с ним в какую-то свою странную игру, то становится видно, что глаза у него на самом деле не чёрные, а всего лишь тёмно-карие, лукавые и наглые. Карие, как обожаемый им чай, как не менее обожаемый им кофе со сливками, как горький шоколад, плитки которого он неэстетично сгрызает иногда от скуки.
Карие – как темнота смыкающегося над головой ночного леса с голодными деревьями-лешими, жадно тянущими к каждому прохожему свои ветки-лапы.
- Какие у тебя планы на вечер? – спрашивает теперь уже кареглазый, но по-прежнему незнакомец, с неизменной насмешливой интонацией.
Моран просто смотрит на него, ожидая, когда тот перейдёт от болтовни к делу. Обыкновенно всё происходит так: фиглярствующий псих в дорогом костюме появляется, как чёртик из табакерки, в каком-нибудь неожиданном месте и в неожиданное время, умудряясь заставать Морана – Морана, который всегда, абсолютно всегда начеку! – врасплох, не выдавая своё приближение ни звуком, ни даже запахом, хотя одеколон у него тоже безумно дорогой и очень узнаваемый. Потом он некоторое время болтает о чём-то отвлечённом своим ломким и в то же время каким-то завораживающим голосом, выдаёт двусмысленные реплики, играет своим выразительным лицом – если у него хорошее настроение. В такие моменты Себастьян только молча его слушает: это, на его взгляд, самая адекватная реакция на весь этот цирк. Затем тот обычно вдруг резко становится серьёзным – почти серьёзным, разница весьма ощутима – и скучающим деловым тоном сообщает ему детали нового задания «от Мистера М», одновременно передавая папку с материалами по этому заданию ему в руки. Кто этот таинственный «Мистер М», как зовут такого же таинственного посредника с тёмными глазами, зачем нужно устранить именно ту цель, которая обозначена в задании – Себастьян не спрашивает. Не то чтобы ему не было интересно, вовсе наоборот, он предпочёл бы, конечно, более подробно знать, на кого работает и для кого убивает. Точность – привычка военных, точность – незаменимая составляющая порядка, Себастьян Моран придерживается этой точки зрения уже много лет и не собирается от неё отказываться. Но он отчего-то чувствует, что сейчас точности ему никто не даст. Он почему-то знает, что странный незнакомец не будет отвечать на его вопросы. Не сейчас, во всяком случае. Моран знает, что проходит некий… испытательный срок.
В этот раз, однако, привычный сценарий по какой-то причине меняется. Вместо того, чтобы передать ему материалы нового дела, собеседник продолжает выжидательно изучать взглядом его лицо, нетерпеливо вздёргивает бровь, видимо, понимая, что ответа так и не дождётся. Себастьян, собственно, вообще не любитель поболтать «по душам», если он говорит – то говорит чётко и по делу. Зачем тратить лишние слова? В этом мире и так слишком много людей засоряют звуковое пространство вербальным мусором, а Себастьян – он, вообще-то, больше любит тишину. Но человек с глазами цвета горького шоколада, похоже, тишину не любит вообще: во взгляде его появляется лёгкое раздражение.
- Ах, бедняжка, что, совсем-совсем никаких планов? – он с притворным сочувствием цокает языком и качает головой, но улыбка его по-прежнему ленивая, прохладная. – Нужно срочно исправлять такую несправедливость. Ну, иди ко мне, у папочки для тебя кое-что е-е-есть.
Себастьян едва слышно вздыхает. Когда этот шут начинает противно растягивать слова – ничего хорошего ждать не приходится. Впрочем, хорошего он не ждёт уже с самого знакомства с этим чудаком, поэтому послушно подходит ближе – на два шага.
Вблизи оказывается, что этот человек ниже его на полторы головы, но при этом он как-то умудряется смотреть на Себастьяна сверху вниз. Маленький человек неотрывно смотрит на него, сам делает оставшийся шаг навстречу – медленно, плавно, как кошка. Правда, резкое его, стремительное движение Себастьян всё равно замечает. У Себастьяна превосходная реакция, и он с лёгкостью успел бы не только поймать выброшенную в его направлении руку, но и сломать её в нескольких местах. Скажем, в целях профилактики, чтобы незнакомец больше не думал нарушать его тщательно охраняемое личное пространство, которое Моран после войны и тесных солдатских бараков ценит на вес золота.
Но эти глаза, чёрт возьми, о, эти глаза! Взгляд карих глаз затягивает, опутывает, как паутина – муху, оплетает содержимое черепной коробки мягкими паучьими лапками. Крепкий чёрный чай с ядом кураре в качестве добавки, горький шоколад с мышьяком, кофейная гуща, в которую проваливаешься, как в бездну, лесная чаща с деревьями-людоедами – вот что такое эти его глаза, и Себастьян, глядя в них, не шевелится долгую минуту. Чужая рука внезапно пробегает кончиками пальцев по его груди, пользуясь безнаказанностью, отчего непроизвольно бегут мурашки вдоль позвоночника, мимолётно касается его шеи, невесомо царапает ногтем жилку на шее, словно бы изучая, и – вдруг чересчур интимным жестом скользит в задний карман его брюк изящной ладонью. Морана передёргивает, оцепенение сразу же проходит, и он уже думает, что сломать эту руку было не такой уж плохой идеей, но – но тут рука молниеносно отстраняется, незнакомец снова отступает на шаг, возвращаясь в исходную точку, и в его дьявольских почти глазах пляшет не то насмешка, не то искренний смех, не то определённый интерес – кто его разберёт.
- Я не люблю, когда ко мне прикасаются, - Себастьян позволяет себе такую же ленивую, как и у этого человека, усмешку уголком губ, и голос у него нейтрально-спокойный. – Сделай так ещё раз – и я гарантирую тебе, что ты надолго останешься без помощи своей шаловливой конечности.
Вот теперь тот точно смеётся, совершенно искренне, и смех у него выходит неожиданно весёлый, какой-то почти даже детский. Словно бы его и в самом деле всё это ужасно забавляет.
- Оу, какие мы грозные, - мурлычет он почему-то довольно в ответ. – Я трясусь от страха! Видишь, я в ужасе? – он вполне натурально изображает панический страх в глазах и дрожь по всему телу, даже стучит зубами для убедительности, а затем вновь смеётся, насладившись собственным представлением сполна, и в следующий момент тёмная ловушка его глаз вспыхивает предупредительным маяком скрытой опасности. – Вы мне определённо нравитесь, полковник. Всегда любил неприступных. Однако… - аура опасности вспыхивает ощутимее, а голос его становится неуловимо мягче и тише. – Просто к слову, так, на всякий случай, м-м-м, хочу предупредить… Попробуй меня остановить – и я тебя просто кастрирую. Каст-ри-ру-ю, полковник, а это, наверное, о-очень больно, ты так не считаешь? Так что будь душкой, окей? Вот и славно; думаю, мы договорились.
Мерзавец успевает ещё и фамильярно потрепать его по щеке, прежде чем круто развернуться на каблуках и исчезнуть снаружи за дверью квартиры.
В заднем кармане брюк Моран обнаруживает фотографию следующей жертвы, с краткими пояснениями на обратной стороне карточки.

***

Когда он впервые слышит имя этого человека из его же уст, то приходит вдруг осознание, что глаза у него – светлые, практические янтарные, с оранжевыми и зелёными искрами. Холодные и беспечные одновременно, как блики зимнего солнца на вяло пытающейся заледенеть Темзе, как осколки застывшей карамели.
Светлые, как пойманное в капкан времени между мельчайшими долями секундами адское пламя.
Холодное солнце натягивает на город ослепительную простыню из вездесущих белых лучей света, и Себастьян невольно щурится, щурится и его собеседник, неспешно попивая свой кофе со сливками. Может быть, это именно из-за обилия проклятого солнца его глаза приобретают сейчас такой странный цвет, но Себастьян, честно говоря, нисколько не удивился бы, если бы узнал, что цвет глаз этот проходимец меняет по своему настроению, а не в зависимости от освещения.
- Скажите, полковник, - он часто перескакивает на официальный тон ни с того ни с сего, скорее всего, заботясь лишь о своих каких-то доводах, а не о пресловутой вежливости, в наличие которой у него Моран не то чтобы верит. – Вы так и не пытались узнать, кто же всё-таки такой Мистер М, присылающий вам задания через меня?
Они сидят на скамейке в парке, и Себастьян, оторвавшись от равнодушного наблюдения за механически прогуливающимися вокруг людьми, в упор смотрит на сидящего рядом обладателя безупречного дизайнерского костюма. Смотрит, оценивает, взвешивает аргументы в уме. Разумеется, он наводил справки, но справка получалась уж больно общей: теперь он знает лишь, что Мистер М – это некий загадочный гений, единственный в мире преступник-консультант, за деньги и просто ради интереса планирующий – и иногда исполняющий – преступления по чужим заказам. Его влияние огромно, его личность окутана тайной, его авторитет многих в этих кругах заставляет не то скрипеть зубами от зависти, не то преклоняться в восхищении. Известно, что связаться с ним можно в основном по интернету. Или по телефону – если кто-то добрый и знающий даст номер. Или – через посредника. Как удачно, что у Себастьяна нет компьютера.
- Да, - человек смеётся, словно бы прочитав его мысли. – Я думал, ты догадаешься раньше, дорогуша. Джеймс Мориарти, рад познакомиться, полковник. Итак, как насчёт поужинать? Я довольно давно тебе это предлагаю, если ты не заметил. Ты ведь оцени-ил, какой я терпели-и-ивый, да-а-а?
Себастьян усмехается и лениво провожает взглядом его руку, опять что-то вкладывающую в его карман. Ловкие пальцы даже через ткань щекотят кожу, из кривящегося в улыбке-оскале подвижного рта вылетают облачка пара, а медово-янтарные глаза щурятся в неком предвкушении. Предвкушении настоящей игры, возможно.
- Я предпочитаю не смешивать работу с личной жизнью, - отвечает Моран, глядя в эти глаза-хамелеоны.
Тот ничуть не обижается, но вид имеет такой, будто бы он – настоящий дьявол, вылезший на свет Божий исключительно для развлечения – и для покупки душ в свою коллекцию. Бог знает, сколько он этих душ уже купил, этот хитрый шизанутый чёрт в дорогом костюме, с доброй улыбкой маньяка и хронической манией величия. Руку он, однако, убирает, и как ни в чём не бывало кладёт её на спинку скамейки.
- Тогда мне придётся тебя уволить.
Ухмылка Себастьяна становится шире: правила игры ему незнакомы, но уже по одному тому факту, что в глазах Джеймса Мориарти всё ещё горит живой огонёк интереса, он определяет, что пока не совершил неверных ходов. Неверные ходы заставляют Мориарти скучать, а наскучившие ему люди долго не живут.
- Окей, - говорит Себастьян всё так же спокойно. – Но пока что, судя по частоте поступающих ко мне заданий, я у тебя – лучший из имеющихся специалистов по «увольнениям».
Джеймс Мориарти одобряюще хмыкает и поднимается со скамейки, спрятав руки от холода в карманы расстёгнутого пальто. Себастьян подниматься следом не спешит.
- Окей, - повторяет гениальный преступник ему в тон, задумчиво глядя сверху вниз. – Так и быть, можешь ещё на меня поработать. Но я вас ещё соблазню, полковник.
- Это угроза?
Глаза-хамелеоны мерцают искрами смеха.
- Боюсь, что да, дорогуша.
Потом он уходит, а Моран остаётся сидеть. В кармане обнаруживается не только фотография, но и прилагающиеся к ней билеты в оперу – жертва любит классику.
Новый раунд игры, призом в которой является его душа, стартует, и Себастьян Моран принимает вызов.