Автор: Вано Махров
Пейринг: Себастьян Моран/Джим Мориарти.
Рейтинг: G
Жанр: авторский хьюмор, романс?.. Кхм.
Размер: мини.
От автора: да ну бог с ним.
Трек:
add it up
***
Day after day
I will walk and I will play
But the day after today
I will stop and I will start
Джеймса Мориарти чертовски часто переклинивает.
Джеймс Мориарти чертовски напоминает Себастьяну Морану - не всегда, но с удручающей периодичностью - маленький старый граммофон с одной единственной пластинкой на весь день. Маленький - перманентно; Джим, даже привстав на носочки, не может посмотреть Морану в глаза, если тот смотрит куда-то в линию горизонта.
Морана это веселит, самого Джима злит, но они оба делают вид, что им плевать.
Это часть игры, которая вроде бы и не игра, но что-то такое заковыристое по общим правилам - эй, это я твой работодатель, да, да, я твой подчиненный, ах вот оно что, вот где загвоздка; и Моран только пожимает плечами, потому что работодателю положено уметь смотреть сверху вниз.
Его иногда самого пугает снисходительность по отношению к Джеймсу, потому что эта снисходительность должна иметь под собой серьезные основания.
Иногда повторение затягивается на два дня - это не концерт на бис, это просто идея, которая занимает переклиненного Джеймса Мориарти, становится больше, чем просто идеей и, потрескивая по швам, перерастает в план. В лучшем случае Джим вдруг затыкается глубоким вечером и спокойным тоном абсолютно нормального человека раскладывает перед полковником по полочкам все свои двухдневные мыслительные изыскания.
То, что в это время полковник уже предпочитает лечь спать, его интересует мало.
То, что в это время полковник почти наяву видит, как ухлопывает по заказу своего гениального Джеймса Мориарти какого-то другого, очень надоедливого Джеймса Мориарти прикладом по затылку, его не интересует, потому что он не в курсе.
Если на три - это уже мания, и нужно с ним, наконец, поговорить. Или, на худой конец, перелистать его блокноты, чтобы хоть в чем-то разобраться.
С утра в пластинку по плану втыкается игла - неизвестно, нравится ли это самой пластинке, Себастьян вообще не в курсе болевых пристрастий Джима - пластинка крутится, чуть шипя и покачиваясь - вот да, если посмотреть на Джеймса с утра, то он вылитая пластинка, он постоянно пританцовывает и что-то шипит в трубку телефона, то мобильного, то стационарного, он, кажется, вообще не умеет разговаривать с ровной интонацией - музыка воспроизводится, эхом разносясь по комнате, музыка заползает в уши, музыка затекает под шкафы, комоды, стулья, кровати, она пропитывает ковры и паркет, выливается на теплый пол лоджии, подбирается к ботинкам Себастьяна, и он понимает, что можно не тушить сигарету, а просто бросить ее на нагретый кафель, чтобы все взлетело на воздух.
Иногда Себастьян прислушивается к тому, что раз за разом напевает Джим, и это становится похоже на сказку о наскальных рисунках - обычно слова в обыкновенных песнях мало сопоставимы с объемом гениальности Мориарти.
Слова в опере уже больше подходят для этой цели, хотя бы потому, что в них настолько же ничего ни хрена не понятно.
Но Джим редко ударяется в оперу.
Тот раз, когда он вдруг начал напевать перед зеркалом что-то из "Иисуса Христоса", не в счет - он просто заметил по календарю, что настала еврейская Пасха.
Когда Моран зашел после этого в ванную, чтобы элементарно забрать оттуда выстиранные накануне носовые платки, он провалился в залитую по щиколотку водой комнату со стоящим вплоть до потолка белым густым влажным паром; на уже помянутом всуе огромном зеркале - неизвестно, с какого дьявола Джиму пришло в голову вешать такое в ванной - поблескивало частичками его отражения повторенное больше сорока пяти раз "суперзвезда".
Иисусом тут и не пахло, Себастьян это знал.
Стирать, однако, даже не подумал; ну еще бы, кто из них подчиненный, мать его.
Джим сидел в кухне в насквозь мокрой рубашке с закатанными рукавами и старательно выливал из туфли мыльную воду.
Идея ему так и не приглянулась.
***
Why can't I get just one kiss?
Believe me there's some things that I wouldn't miss
But I look at your pants and I need a kiss!
Джим сидел на подлокотнике дивана и смотрел.
Нет, он вот именно что смотрел; не просто сидел, повернув голову в его сторону и изображая из себя человека, который все и вся контролирует (вот уж кто тут все контролирует, так точно не Мориарти, потому что для банального контроля над одной бесконечно обыкновенной квартирой у него слишком обширное воображение), как это чаще всего случалось, нет; он смотрел, смотрел, раскрыв глаза так широко, что у Себастьяна затвор выскальзывал из пальцев и пульс участился ровно на каких-то три-четыре процента - неслыханное волнение! - словом, он смотрел, имея все виды на прожигание дыры в рубашке Морана, и уже напоминал не пластинку - нет, его еще заедало на каких-то трех строчках, но очень неразборчиво - скорее, натянутую струну или нить лески.
Полковник стряхивал пепел в чашку, обрезал кожаные лоскуты на обмотке рукояти, снова стряхивал пепел, отвечал на телефонные звонки - будь прокляты эти поставки, будь проклят его каирский посредник, будь проклят Корнуолл, который опять перепутал калибр, как вообще можно работать с жертвой Альцгеймера, хах, ничуть не сложнее, чем с жертвой - жертвой? да Джим этим наслаждается! - какого-то психического расстройства - клал трубку, ссыпал порох уголком, оторванным от свежей газеты, затягивался два раза, стряхивал пепел, отпивал чай из второй чашки...
...Джим смотрел.
- Джим.
Взгляд остается ровным, как отштукатуренная стена.
Губы чуть заметно шевелятся.
- Знаешь, почему я так не люблю Питон?
Моран откидывается на спинку кресла и продолжает резать большой кожаный лоскут на тонкие полоски. Револьвер лежит на столе и окатывает Мориарти в ответ ледяным взглядом темного дула.
Сам Мориарти дергает плечом и с неуверенностью человека, только что научившегося ходить, поднимается с подлокотника, удерживая взгляд, как при помощи строительного уровня - на одной линии. Гениальная способность, когда дело касается выведения из себя впечатлительных препятствий на пути к цели.
- Всегда приходится выбирать между скоростью и точностью.
В ответ доносится уже более разборчивая вторая строчка, заученная за сотни повторений, но Себастьян еще не готов тратить свое внимание на разгадку этой шарады. Пусть делает, что хочет, это его маленькое развлечение, пока обстоятельства, бережно направленные их усилиями в нужную сторону, приобретают эффект домино и рассыпаются по всей стране сетью последствий.
- Двойное действие - это безопасность. В какой-то мере. Это уверенность в том, что ты успеешь убить раньше, чем убьют тебя.
Посередине комнаты Джим вдруг делает краткое изящное па - подошвы чуть слышно скрипят от трения о темную глянцевую плоскость паркета - и делает вроде бы шаг в танце навстречу, но потом останавливается и склоняет голову к плечу.
- Но когда дело касается точности, то скорость становится врагом. Потому что если первый выстрел окажется неверным, на второй даже при хорошей скорости может не остаться времени. Своеобразная игра в рулетку. Но безопасность превыше всего. Знаешь, у Питона автоматический предохранитель, и именно поэтому он похож на все, что мы делаем. Он идеально иллюстрирует риск. Пока спуск не выжат до конца - выстрел не состоится.
Пальцы его молчаливо разговаривающего на музыкальном языке гения ложатся на край стола и чуть заметно вздрагивают в такт прыгающим под языком нотам. Моран откладывает ножницы, медленно - чертовски медленно, будь он проклят - обматывая рукоять кольта кожаной полоской (недоверие к лакированному дереву становится почти тенденцией, кто еще смеет говорить о сумасшествии, кто смеет говорить о зацикленности - это как раздевать женщину, затащенную в постель и отказываться от секса, если у нее окажутся синие кружевные чулки вместо черных); у него двухдневная щетина, отдающая рыжиной гораздо больше, чем волосы, от него стабильно несет порохом, непонятно почему - мокрым железом, еще сильнее - холодом, комнатным холодом, потому что Себастьян всегда, кажется, лишь на пару градусов теплее того места, где находится, он привык сливаться с окружающей средой до максимума, так, что черная кошка в темной комнате станет всего лишь мелким ребусом, не стоящим внимания.
- Так и с риском. Пока не уверен, что результат стоит свеч, - не вступай в игру.
В их случае либо слишком дорогие свечи, либо отвратительно ширпотребный результат, но Джим кивает, чуть с иронией - тоже мне, ударился в философские рассуждения, словно больше нечем заняться, лучше вскрой мне голову и посмотри, что там выдала в очередной раз моя мысленная печатная машинка, ты же запутаешься, ты же провалишься, ты же не умеешь читать в зеркалах, только убивать и составлять планы перед тем как убить.
В последний раз Себастьян прекрасно слышит, о чем речь, потому что Мориарти буквально чеканит с шипением каждое слово из забитых на репит трех фраз, но эта шарада ему уже неинтересна, потому что он не любит получать ответ в готовом виде.
- Нет так нет, - в точку констатирует он, комкая газетный клочок и отбрасывая его куда-то на пол между двумя книжными стеллажами. - Сам решил.
У Джима определенно хреновый вкус в поцелуях, потому что он торопится - слишком, слишком, слишком торопится, блядь, поэтому Морану приходится упираться ему ребром ладони в скользкий от слюны и пота подбородок и отталкивать от себя, чтобы не превратить одну хорошую идею в один плохой китайский фейерверк.
Джим хохочет и делает вид, что все спланировал заранее.
Впрочем, он и в самом деле так сделал.
***
Why can't I get just one screw?
Believe me I know what to do!
But something won't let me make love to you.
Вечером в пятницу они едут к Корнуоллу.
Джиму ехать совершенно необязательно, но Моран предусмотрительно не говорит об этом ни слова, потому что оставлять Мориарти одного для него гораздо проблемнее, нежели брать с собой; в конце концов, это не литературный вечер, а Стюарт - не Барри, хотя это тоже всего лишь удачно притянутый за уши псевдоним.
Точнее, притянут он больше не за уши, а за другие детали его распухшего лица - во всяком случае, у Стюарта, как и у Проктера, тот же мелкий, почти незаметный подбородок с отвратительно перетянутой безвкусными галстуками складочкой лишней кожи и тот же высокий лоб, на задворках которого невольно смеют начинаться жидкие грязно-русые волосы.
Вот чего нет у Проктера - так это связей в мире поставок оружия.
Зато Стюарт не пишет стихи - к его же счастью.
Пока - да заткнешься ты или нет, что такое - надоедливая вариация Джеймса Мориарти, отделенная от Себастьяна всего лишь спинкой водительского сиденья, постукивает по колену пальцами, внятно повторяя раз за разом новые три строчки, сам Моран вставляет в ухо наушник и пытается думать о чем угодно кроме того, что.
На одном из светофоров полковник вдруг бросает короткий взгляд в окно, рассматривая толкущиеся у края пешеходного перехода фигурки, а потом вдруг оборачивается к рассеянно напевающему Джиму и, плотно прижав ладонь к его левому уху и виску, валит боком на сиденье, почти впечатывая лицом в кожаную обшивку.
Спустя мгновение в стекле окна напротив того места, где только что находилась гениальная голова Джима, почти неслышно появляется небольшое идеально ровное отверстие, дублирующееся миллисекундой позже в стекле напротив.
На газ Себастьян давит несколько больше, чем обычно, чтобы не расстраивать своего почти невидимого соперника - кровавая драма и небольшой откат к трагедии ради пущего счастья, в конце концов, он даже почти, опять это почти, застал его врасплох - а потом выруливает через сплошную на полосу в обратном направлении и с идеальным спокойствием восстанавливает в голове карту города, чтобы проложить другой маршрут.
Джим отклеивает щеку от сиденья с каким-то странным выражением, с долей отвращения приглаживая волосы и поправляя воротничок рубашки, а потом вдруг замечает в окне иносказательно открывшийся глаз, в который приятно задувает вечерним городским ветром, и переводит взгляд на затылок полковника.
Впрочем, до Корнуолла они доезжают в молчании, как и принято, шевелящиеся губы Джеймса Мориарти, упрямо повторяющие его идейную песню - не в счет.
Рукопожатие Корнуолла напоминает чувство, возникающее при выжимании посудной губки или раздавливании медузы.
Пока они разговаривают - Стюарт то и дело косится на пританцовывающего у полок с книгами Мориарти, потому что прекрасно знает, с кем приходится иметь дело, - Моран успевает перебрать в голове двадцать три вариации переплетений дорожного полотна, среди которых целых четыре грунтовых дороги и одна - через лес; в конечном итоге он останавливается на том, что займет в полтора раза больше времени, что первый способ добраться сюда, отдает стопку чеков и карточку с данными о ячейке в каком-то банке с труднопроизносимым названием, выуживает взглядом Джима, увлеченного прочтением - что за толстый сарказм, Джим! - Корнуолла на французском, и выходит на свежий воздух.
Медузы крутятся вокруг и сочатся сквозь пальцы второй раз.
На обратном пути Джим сообщает, что ему мешает сквозняк и шум, и перебирается на переднее сиденье.
Себастьян предварительно отстегивает кобуру от ремня и откладывает на приборную панель, заранее оставив Беретту на крышке пепельницы возле ручника (по идее, гораздо продуктивнее именно сиденье Джима, но в случае чего стрелять с левой руки, учитывая, что там же, слева, над машиной нависает бетонная громада дамбы, кажется ему нелогичным).
Джим - к его чести - умеет по-настоящему восхищаться этими мелочами, которые, впрочем, не отменяют его идеи тотального превосходства над Мораном.
Впрочем, потом он откидывается спиной на оплетенный кожей руль и готовится уже зажмуриться от рвущего ночную тишину рева клаксона, а в ответ слышит лишь какой-то размытый шум воды вдалеке (Береттта, съехавшая вниз, к рычагу, поддерживает идею шторма) и лишь отчасти сбившееся дыхание Себастьяна; тот пожимает плечами, сглатывая, и коротко смотрит на высветившуюся на дисплее возле стереосистемы команду отключения звука.
И вот тогда восхищение Джеймса Мориарти своим самым близким соперником переходит все мыслимые и немыслимые границы.
***
Why can't I get just one fuck?
I guess it's got something to do with luck!
But I waited my whole life for just one...
Мориарти совершенно искренне смеется, подписывая какие-то документы, и продолжает самоуверенно повторять новую порцию навязчивых идей.
В огромном, почти как их ванная, лифте банка Себастьян впервые делает совершенно обескураженное лицо и почти за шкирку отворачивает от себя внимательно наблюдающего за ним снизу вверх Джима, с трудом сдерживаясь, чтобы не дать ему пинок под зад, когда двери лифта разъезжаются в стороны на минус втором этаже.
В этот раз надписей на зеркале становится еще больше, Моран бреется практически вслепую - ему это всегда мешает очень мало - а Джим разучивает какие-то сложные танцевальные шаги в зале.
С него течет ручьем, а уровень внимательности еще ниже, чем искомый пункт в банке.
Себастьяна успокаивают пуленепробиваемые стекла лоджии.
Ну как успокаивают.
На время бритья.
***
Day after day
I get angry
And I will say
That the day
Is in my sight
When I'll take a bow
and say goodnight.
***
Oh my my mymymy mo mo mum
Take a look now at what your boy has done
He's walkin' around like he's #1
He went downtown and he got him a gun.
Себастьян Моран в последние пару десятков лет своей жизни видел очень мало искренне смеющихся людей.
Дело было даже не столько в том, что большую часть этого времени он провел на войне, просто все, кто обычно оказывался в его компании смеющимся, смеялись либо в последний раз в жизни - куда уж тут до искренности, даже Джим не настолько психопат, чтобы по-настоящему хохотать над собственной смертью - либо делали это из вежливости, хотя полковник ни разу не замечал за собой манеры шутить посреди серьезного разговора.
Но из вежливости же.
Абсурд какой-то.
Джеймс Мориарти - единственный человек, который умеет смеяться в его присутствии совершенно безнаказанно, причем он делает это не реже, чем чистит зубы - три раза в день и иногда дополнительно после еды, если уж совсем нечем заняться, вечная химчистка, салфетки, сменные полотенца раз в полдня, что за дрянь эти бумажные, никакой посудомоечной машины, все только вручную, какая еще прислуга, Моран, Моран, Моран, Себастьян, это коллекционный фарфор, смени воду, хватит, хватит стрелять по посуде, чтоб ты провалился - и каждый раз он нацепляет на лицо выражение совершенного детского счастья с ноткой снисходительности к постоянно собранному серьезному Себастьяну.
Когда ему становится еще скучнее, чем обычно - Холмс включил тормоза, Джон, хватит влиять на него осторожностью, зубы я уже чистил, дела идут на лад, это возможно? - Джим начинает дразнить Морана.
Джим мог бы влезть в клетку с тигром, если бы полковник ему позволил, но вынужден обходиться суррогатом.
Едва ли он осознает, что из этого небезопаснее.
Отчетливо повторяя в качестве домашнего задания четыре строчки, которые надоедливая вариация Джеймса Мориарти вспомнила на сей раз, выполняя квест "доведи полковника до белого каления", Моран перематывает запястье эластичным бинтом, изображая из себя холодную скалу. Это удается ему со стопроцентным КПД, потому что Джим все-таки затихает - Джон, кажется, бессилен перед человеческой сущностью гения - и отвлекается.
Спустя два дня за побледневшее от ярости лицо Джима, который до зубовного скрежета ненавидит, когда его дразнят, Себастьян одним выстрелом вышибает содержимое черепа их новому - бывшему новому - посреднику.
***
Don't shoot shoot shoot that thing at me
You know you've got my sympathy
But don't shoot shoot shoot that thing at me
Это было только однажды, но не повторилось больше ни разу, потому что зеркало в ванной разлетелось в груду осколков, осыпавшихся в мыльную пузырящуюся воду.
Джим еще долго сидел возле стены, пока из отверстий вокруг его головы в стене тихо ссыпалась на пол бетонная крошка и пыль.
Об этом они не говорили.
Потому что Джим знал, какие оградительные ленты срывать больше не стоит.
Еще лучше он знал, о чем думает Моран, неожиданно дрожащими руками раз за разом в темноте прокручивающий барабан револьвера.
Именно поэтому - они об этом не говорили.
***
Их обоюдные планы почти совершенны - они гениально предусматривают все мелочи, потому что это Себастьян Моран, и при этом гениально изобретательны, потому что это Джеймс Мориарти.
Но почти в последний раз оказывается ключевым словом, потому что они просто не успели сложить один и один.
Иными словами, поговорить.
Себастьян откровенно называет это бегством, Джим предпочитает думать, что просто перематывает перед глазами погоню в обратную сторону.
В любом случае, спусковой крючок выжат до конца, поэтому они смогут повесить ярлык на это свое дело когда-нибудь потом.
Сирены воют почти в такт.
I'm givin' you decision to make
Things to lose, things to take
Just as he's about ready to cut it up
She said,
"Wait a minute, honey, I'm gonna
Add it up."