[moraniarty]

Название: Прости за кровь у тебя во рту. Я хотел бы, чтобы она была моей
Автор:виски танго
Бета: рядовой сидни
Пейринг: Себастьян Моран/Джим Мориарти, Джеймс Мориарти/Джим Мориарти
Рейтинг: R
Жанр: dark
Размер: мини
Предупрежение: инцест
Саммари: Джеймс Мориарти, похоже, был их персональным девятнадцатым нервным срывом на двоих.
От автора: для michi-san, которая хотела взгляд Морана на мориартицест

***

Чертовы ублюдки.
Временами он начинал забывать о том, что ненавидит только Джеймса Мориарти, и с жаром начинал ненавидеть их обоих. Уж чего-чего, а ненависти в Моране после стольких лет войны было хоть отбавляй.
Он за всю свою жизнь не встречал более похожих – и в то же время не похожих друг на друга людей, чем Джим и Джеймс Мориарти. Братья Мориарти казались ему насмешкой над Богом, над порядком вещей в людском мире, над кровными и родственными узами, над самими собой.
Все дурное в Джиме, конечно же, взялось от Джеймса, и Себастьян получил на руки уже порядком искривленного Джима только благодаря долгой и старательной работе над ним его старшего брата.
Может быть, Джеймс Мориарти мнил себя садовником, когда дело доходило до Джима. Или господом Богом. Или и тем и другим.
Он лепил Джима, лепил его, основываясь на каком-то особом лекале, засевшем у него в голове.
Джеймс Мориарти сделал Джима Мориарти под себя.
Первый их секс больше был похож на изнасилование. Джим кричал и плакал, но ни разу не попросил Морана остановиться, и тот решил, что Джима такое просто заводит.
После того, как Джим кончил – его оргазм был сильным и жестким, и Мориарти прокусил плечо Себастьяну до крови, шепча имя «Джеймс» – Себастьян понял, что подобное для Джима Мориарти в порядке вещей.
В Афганистане он узнал много новых оскорбительных слов.
Дети греха, например. При произнесении вслух этого слова принято было сплевывать в песок.
Плевать под ноги вообще считалось страшным оскорблением, а в сочетании с этим прозвищем оскорбление становилось смертельным.
Моран все чаще и чаще вспоминал его, когда видел как Джеймс и Джим, сидя друг с другом рядом, плечом к плечу, разрабатывают свой гениальный план по завоеванию Лондона.
Когда Джеймс появился в их жизни, все покатилось под хвост к чертям собачьим.
У Джима бывали хорошие дни раньше, и с Джеймсом они очень быстро закончились.
Иногда Себастьяну Морану казалось, что вместе с Джимом во мрак погрузился не только он сам, но и их квартира. Лондон. Весь мир.
Раскрась это черным, детка. Так пели «Роллинги»?
Так.
Только Джеймс Мориарти, похоже, был их персональным девятнадцатым нервным срывом на двоих.
Когда Джеймс приехал, то они с Джимом ,видимо, как и в детстве, стали спать вместе в одной кровати.
А Себастьян отправился в гостиную на диван, и нельзя сказать, что его это опечалило. Продавленный жесткий диван был лучшей альтернативой наблюдениям за тем, как братья Мориарти трахаются.
Хотя стены тут были тонкие, и стоны младшего из Мориарти подхлестывали его воображение, но Морану все равно так было легче.
Он не видел. Не был свидетелем. А воображение можно было вертеть как шлюху из бангкокского борделя согласно своим нуждам.
Себастьян так и поступил.
Иногда Моран думал, что Джиму достаточно попросить, и тогда он пристрелит старшего брата Мориарти с радостью, спасая от Джеймса их обоих.
Но Джим не просил.
Он подходил сзади, зная, как Себастьяна это нервирует, а потом обхватывал его своими тонкими руками поперек груди и прижимался лицом к его спине, словно пытаясь спрятаться за Себастьяном. И стоял так всего пару минут, а потом уходил обратно, к Джеймсу.
Вот и все, что Джим Мориарти делал.
«Тебе достаточно просто попросить, - думал в эти моменты Себастьян, - просто сказать. Просто приказать мне, в конце-то концов. Ты так любишь приказы, мальчик. Почему бы не воспользоваться своей склонностью к ним прямо сейчас?»
Джим знал, что Себастьян от него ждет. Джим, конечно же, знал об этом и поэтому старательно отмалчивался.
Маленький чертов ублюдок.
Ему просто нравились зависимости. Он их коллекционировал. Что Шерлок, что Джеймс для Джима были всего сторонами одной монеты.
Они были нужны ему оба, и если Шерлока Джим достать пока не мог, то Джеймс-то был рядом.
Вот он, вот он, просто руку протяни.
То, что тебя не убивает, еще об этом потом пожалеет, не так ли?
Маленький чертов ублюдок. Тебе же все это на самом деле нравится.
Вот тогда его и захлестнуло в первый раз этой обжигающей волной ненависти к ним обоим.
Иногда Моран думал, что в голове у Джима все перепуталось еще в детстве, когда старший брат был для него всем – воздухом, которым дышал Джим, и Богом, Богом их маленькой, на двоих страны, потерявшейся где-то на заднем дворе дома их родителей в Ирландии.
Может, тогда он решил, что все, что с ними происходит – норма. Что так у всех и бывает.
Джим решил, а Джеймс не стал его переубеждать.
Быть обычными, быть нормальными, это же так скучно, Джимми!
Он только раз видел, как братья Мориарти трахаются.
Моран тогда был пьян, и это произошло за пару дней до того, как Джеймс Мориарти их покинул. О, Себастьян был слишком пьян, чтобы уйти, и слишком пьян, чтобы сдрочить себе, потому он не мог отрицать того факта, что то, чему он стал свидетелем, его завело.
Джеймс трахал Джима, а он сидел на диване, чувствуя, как горячо отдает собственный пульс в висках.
Очень хотелось выйти. Очень хотелось выпить.
И он, конечно же, не мог сделать ни того, ни другого.
Он был слишком пьян, чтобы даже уделить внимание собственному члену, колом стоявшему в армейского кроя штанах.
Чушь.
После Афганистана, Индии и Руанды это была просто детская доза. Тогда он был вообще большую часть времени мертвецки пьян, особенно в Африке, что не мешало ему сражаться и отдавать приказы.
Сейчас же Себастьян просто не хотел никуда уходить.
Хуже всего было то, что глядя на них, почти одинаковых – белая кожа, темные глаза, почти черные волосы у одного и смоляные у другого – Моран понял, что они правда друг друга любят. Выворочено, по-своему, но от этого не менее сильно.
Кривая подгнившая любовь.
Джеймс запустил в волосы Джима пальцы, заставил поднять голову – он трахал младшего брата, уложив животом на стол – и посмотреть на Себастьяна, сидевшего почти напротив них.
- Хочешь его? - спросил Джеймс, и Джим промолчал. Он явно был под чем-то – Себастьян определил это по ненормально расширившемуся зрачку, почти слившемуся с радужкой.
Тогда Джеймс рассмеялся и обратил свой взгляд на Морана:
- А не хочешь ли, Себа-а-астиан, - он всегда растягивал его имя, словно в насмешку, а может Джеймсу оно и правда нравилось, - присоединиться к нам?
Чертов ублюдок, ты даже не запыхался за все это время.
И Себастьян понял после этого вопроса, что был бы не прочь это сделать.
Джеймс улыбнулся ему, целуя Джима в правую, залитую лихорадочным румянцем скулу.
Джим закрыл глаза.
И от похоти, от замелькавших тут же в его воображении картинок, Морану стало не по себе.
Он заставил себя отвернуться, проигнорировать вопрос Джеймса и отключиться от происходящего, глядя в стену.
Спасибо Руанде. Там он этому отлично научился.
Потом, когда Джеймс, так же внезапно исчез, как и появился, Себастьян Моран первый раз за последние лет пятнадцать сходил в церковь.
Он не знал, зачем это сделал - после церкви легче не стало. А постоять в тишине, глядя в пустоту внутри себя, он мог и в каком-то другом месте.
Бог не говорил с ним и не слышал его, как и братьев Мориарти. Но Джеймс и Джим, в отличие от Себастьяна Морана, никогда и не пытались с ним говорить.
Чертовы ублюдки.
Сейчас Себастьян Моран ненавидел их так же сильно, как и любил.