Перевод фанфика "Другой" (Different)

[moraniarty]

Название: Другой
Переводчик: Sinnerm@n
Бета: анонимный доброжелатель, u.s.b.
Оригинал: Different by GameandWol, запрос отправлен
Размер: миди, 10426 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Ричард Брук/Себастьян Моран, Джим Мориарти/Себастьян Моран
Категория: слэш
Жанр: ust, ангст, комфорт
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Он больше никогда не будет прежним.
Размещение: С разрешения автора перевода
Примечание: Написано на зимнюю WTF-2013

Глава 1


Несколько долгих недель уходит на то, чтобы более или менее разобраться со всем и привести в относительный порядок дела, начатые Джеймсом. Система, созданная Мориарти, должна продолжать работать, как раньше. Сбои неизбежны, но он должен постараться их минимизировать. Джим сам научил его, как внести необходимые корректировки, но у Морана нет той скорости мышления и навыков, которыми обладал Джим, чтобы провернуть все так же быстро, как сделал бы это босс. К тому времени, когда ему удается все рассортировать, Джим уже переведен из госпиталя в психиатрическую клинику. Физически он уже пришел в форму, но мозг отказывается подчиняться ему, и Джим словно находится в какой-то своей параллельной реальности.
По словам врача, дело было не в пуле. Мозг Джима повредила не она. Он стрелял холостым, но, видимо, не рассчитал, что силы ударной волны будет достаточно, чтобы получить трещину в черепе и заработать контузию. Врач объясняет все это Морану на каком-то своем «птичьем» языке и сыплет сложными медицинскими терминами, но Себастьян его почти не слушает. Единственное, чего он хочет, это лично убедиться, что с Джимом все в порядке.
Когда Себастьян входит в палату, Джеймс совсем не узнает его и выглядит необычайно напуганным. Моран подходит к нему поближе, и Джим заметно вздрагивает, оглядываясь на медсестру, словно ища у нее поддержки.
— Он на всех так реагирует, — говорит она тихо. — Мистер Брук, все в порядке. Мистер Моран пришел, чтобы забрать вас домой.
Ее голос звучит успокаивающе, и Джим немного расслабляется, но в его глазах по-прежнему плещется испуг. Себастьян приближается к нему медленно и осторожно, как подходят к дикому зверю, готовому броситься наутек или атаковать, если вдруг почувствует угрозу. Он плавно опускается на колени рядом с креслом Джима, положив руку на подлокотник и вглядываясь в знакомое лицо.
— Ты помнишь, кто я?
Джеймс снова боязливо оглядывается на медсестру, и от этого загнанного взгляда внутри у Себастьяна все переворачивается. Сидящий перед ним совсем не похож на его эксцентричного босса. Большие карие глаза, обычно такие цепкие и проницательные, подавляющие своей властностью и моментально считывающие собеседника по мельчайшим изменениям в мимике, теперь пугающе пусты. Он чуть заметно качает головой из стороны в сторону. Нет, он не помнит.
— Ты знаешь, как тебя зовут?
Джим хочет что-то сказать, открывает и закрывает рот, словно выброшенная на берег рыба, но не может произнести ни звука. Тихо и огорченно вздохнув, он пытается снова:
— … Ричард... — видно, что он давно ни с кем не говорил: голос сухой и надтреснутый, — они сказали мне, что меня зовут Ричард Брук.

***


Он позволяет оставить Джиму новое имя, потому что в этом человеке не осталось ничего, что напоминало бы о Джиме. Он полная противоположность тому Джиму, которого знал Моран.
Джим был жестокий и бескомпромиссный, привыкший доминировать тиран, темный и злой, мощный сгусток энергии, заключенный внутри хрупкого человеческого тела. В то время как Ричард — милый, с широко распахнутыми удивленными глазами и потерянным взглядом. И он совершенно и полностью зависим от Себастьяна. Он знает, но не осознает сути и взаимосвязи вещей и событий. Он словно смотрит, но не видит. Правда, он может самостоятельно одеться, завязать шнурки, кое-как справиться с зубной щеткой и умыться. Он даже может заварить себе чашку чая и все также легко печатает на ноутбуке, но ровно до тех пор, пока что-то не заставит его прерваться. Половина из того, что делает Ричард — не более чем мышечная память. Но стоит ему лишь задуматься над последовательностью действий, как он тут же теряется и замирает. Все остальное — случайные, обрывочные и бесполезные воспоминания, которые цепляются за его ум, опутывая, как паутина, и не отпуская.
Как-то ночью Ричард здорово напугал Себастьяна, когда тот вышел из душа и обнаружил, что диван, на котором он оставил Ричарда смотреть старые эпизоды QI*, пуст. Себастьян схватил пальто и стрелой выбежал на улицу…
Ричард стоял, задрав голову, и смотрел в небо.
— Андромеда, — пробормотал он и показал пальцем на группы звезд, — Кассиопея, Цефей и Лебедь, — его палец едва заметно перемещался, указывая на каждое из называемых созвездий, но Себастьян лишь молча следил за движением руки Ричарда. Он не видел никаких фигур в этих скопищах светящихся точек. Просто тихо стоял рядом и слушал, как Ричард, быстро шевеля губами, перечислял все новые и новые созвездия, названия которых Моран раньше даже не слышал.
Когда Ричард наконец остановился, Себастьян спросил его:
— Откуда ты знаешь все это?
Ричард попытался что-то ответить, но поначалу только тихо сопел и удрученно мотал головой. Это расстройство речи иногда чертовски досаждает ему.
— Я… я не знаю, — произнес он с трудом, — они просто в моей голове. Я не могу избавиться от них.
Себастьян видел однажды, во время какой-то ночной поездки, что Джеймс смотрит на звезды, и вспомнил, как задался тогда вопросом, что же он может искать там. Но Морану и в голову бы не пришло, что Мориарти может интересоваться названиями созвездий.
Он взял Ричарда за руку и бережно отвел его обратно в дом.
Себастьян упорно и методично проверяет, что еще помнит Ричард.
Он по-прежнему владеет устным счетом и производит вычисления в уме быстрее, чем Себастьян, вынужденный по несколько минут возиться с маленькими кнопками калькулятора, путаясь в функциях и производных. И он все так же легко может вскрыть любой замок, если в его руках оказывается привычный лазерман. Но он все еще не может вспомнить, как правильно завязывать галстук, и его пальцы никак не желают попадать по маленьким кнопкам мобильного телефона.
Бывают дни, когда Себастьян вынужден напоминать Ричарду, что ему нужно одеться. Заглянув в его комнату через час, Моран находит его, сидящего на полу в джинсах и расстегнутой рубашке, безуспешно пытающегося застегнуть пуговицы. Сердце Себастьяна сжимается от жалости, и он сам застегивает рубашку на Ричарде, пока тот опирается на его плечо, разочарованно повторяя снова и снова, еле сдерживая слезы:
— Я не могу с ними справиться. Это так просто, но я не могу с ними сладить. Я не могу, не могу. Почему я не могу, Себастьян?
Это просто убивает Себастьяна. Джим исчез, от него ничего не осталось. Внутри этой головы, под крышкой черепа все тот же острый, как бритва, ум, но он словно скован цепями и не может пробудиться от какого-то странного полусна, чтобы вновь начать нормально работать. Но хуже всего то, что Ричард знает, какой он умный. Знает, что может с этим справиться. Мог. В какой-то момент Себастьян начинает задумываться — возможно, Ричарду было бы легче, если бы он считал, что всегда был таким, как сейчас, вместо того, чтобы день за днем мучиться от осознания своей неполноценности.

***


Тяжелее всего приходится, когда Ричард чувствует полное опустошение и абсолютно теряет связь с реальностью. Его губы едва шевелятся, неслышно лепеча какие-то слова, взгляд затуманен и устремлен в пустоту, с которой он словно пытается договориться. К досаде Себастьяна, он никак не может научиться предугадывать, когда такое случится в следующий раз и как долго Ричард пробудет в этом состоянии. Единственное, чем он может помочь в данной ситуации — постараться хоть как-то облегчить его состояние и устроить так, чтобы его ничего не беспокоило. Моран осторожно усаживает податливое тело Ричарда на ближайший стул и тихо разговаривает с ним, повторяя его имя и ни на секунду не выпуская его ладони из своей руки. Словно поднимая со дна тяжелый якорь, он старается вытащить Ричарда в реальный мир.
Состояние полной прострации может продолжаться от трех до двадцати минут, но в последние пару раз оно длилось почти целый час.
Когда Ричард выходит из этого состояния, он выглядит так, как будто очнулся после крепкого сна — вздрагивая всем телом, растерянно хлопает глазами и скользит непонимающим взглядом по лицу Себастьяна. Затем беспомощно улыбается ему. И эта жалкая улыбка выглядит просто ужасающе неправильно на жестоком лице Джима.
— Что случилось? — спрашивает он всякий раз, и Себастьян терпеливо объясняет ему, стараясь не напугать.
Ричард никогда не помнит, что происходит с ним в такие моменты. Он говорит, это похоже на то, как если бы он моргнул, а когда открыл глаза, понял бы, что вдруг очутился совсем в другом месте.
В конечном итоге Себастьяну пришлось запретить ему пользоваться бытовой техникой после того, как Ричард чуть не устроил пожар, пытаясь приготовить Морану завтрак.
Видеть его потерянным и смущенным после очередной сожженной сковородки или пытающимся прийти в себя после отключек — настоящая мука для снайпера. Ричард в такие моменты выглядит настолько по-детски невинным, что комок встает в горле. Но ведь, в то же время, он совершенно взрослый. Он двигается и действует как взрослый. Даже может поддерживать какой-то тривиальный разговор с Себастьяном, спрашивая, как прошел его день. Может рассказать о книге, которую прочитал, о том, что он смотрел по телевизору или как его достал соседский кот, вечно орущий на подоконнике в кухне (Ричард как-то вскользь бросает, что неплохо было бы пристрелить надоедливое животное, и, всего на долю секунды, Себастьян снова видит Джима). Он напоминает скорее даже не ребенка, а странника, который вернулся из такого долгого путешествия, что не помнит никого, кто остался здесь, и больше не узнает ранее привычных и знакомых ему людей и предметов.

***


Ричард довольно быстро осознает, что может чувствовать себя в безопасности, только когда Себастьян находится рядом. А после того случая, когда он, выйдя в магазин, получил удар ножом в бок, больше и не думает выходить один на улицу. Если бы в тот момент по чистой случайности Себастьян не оказался около дома, Ричарда бы уже ничего не спасло. Он догадывается, что раньше был кем-то очень важным и может быть даже могущественным, но Моран ничего не рассказывает об этом, лишь обещает, что защитит его. И не только от людей, которые могут попытаться убить Ричарда, но и от пугающей пустоты, поглощающей его во время отключек. Он знает, что Себастьян всегда находится рядом с ним и готов помочь. И тогда, когда он теряется в своей собственной голове, и тогда, когда не может вспомнить, как включить телевизор.
Для Себастьяна не становится слишком уж большим сюрпризом, когда, проснувшись однажды под утро, он находит крепко спящего Ричарда, свернувшегося калачиком на второй половине постели. Себастьян раздумывает, не разбудить ли его и не заставить ли вернуться в свою комнату, но, вспомнив, как Ричард кричит по ночам от страха в соседней спальне, и какие мешки под глазами у него бывают наутро, оставляет эту мысль. Признав свое поражение перед ночными кошмарами, он позволяет Ричарду остаться.
Никто из них ничего не говорит на эту тему, но каждый раз, когда Ричарда одолевают дурные сны, он забирается среди ночи под одеяло к спящему Себастьяну. В конце концов, по молчаливому согласию, он уже сразу направляется в кровать Себастьяна, как только чувствует усталость, даже не заходя в свою спальню. Себастьян понимает, что должен бы положить этому конец и прогнать Ричарда из своей постели, но разумные аргументы разбиваются об иррациональное чувство тепла, когда, просыпаясь по утрам, он ощущает, как Ричард прижимается к его спине, излучая какое-то солнечное, умиротворяющее спокойствие.
И Ричард остается.
До тех пор, пока это не становится проблемой.
Однажды утром Себастьян просыпается от пристального взгляда устремленных на него внимательных карих глаз. Досадливо хмурясь, он недовольно бурчит, пока вопрос Ричарда не заставляет его широко распахнуть глаза, окончательно растворяя остатки сна:
— Ты любил меня?
— Что?!
— Раньше. Когда я был… другим. Ты любил меня?
Он долго вглядывается в лицо Ричарда, изучая каждую черточку, ища знакомые искры в темных глазах. Паранойя шепчет ему в ухо, что Джим вернулся и теперь решил поиграть с его рассудком.
— Почему ты так думаешь?
Ричард натягивает одеяло на плечи и опускает глаза, не в силах выдержать взгляда Себастьяна:
— Ты спас меня. Когда я был в больнице. Медсестры сказали, что у меня нет семьи или еще кого-то, с кем можно было бы связаться в чрезвычайных обстоятельствах. Они сказали, что я бы оставался там до самой смерти, потому что мне некуда было идти. А потом появился ты и забрал меня. Один я бы умер там, Себастьян. Как все остальные, кто застрял там. От страха и одиночества.
Словно борясь с самим собой, он медленно поднимает лицо, пытаясь заставить себя встретиться глазами с Себастьяном:
— Ты всегда меня спасаешь. От людей, от темноты в моей голове, от всех этих глупостей, которые я совершаю, потому что не помню, как правильно это нужно делать.
Моран хмурится, и на его лице ясно читается недовольство:
— Я был твоим телохранителем. Это моя работа — защищать тебя.
— Но тебе больше никто не платит. И твое лицо…Ты…
— Что я? — раздраженно огрызается Себастьян.
— Иногда ты смотришь на меня так... как будто ты скучаешь по мне... Но ведь я же здесь. Ты скучаешь по тому, кем я был когда-то, да? Я просто хочу знать... любил ли ты меня.
Себастьян лишь скидывает с себя одеяло и отворачивается:
— Привычка. Ты — не он. Ты перестал им быть.
Он вскакивает с кровати и стремительно выходит из комнаты, оставляя Ричарда лежать, свернувшись на кровати одиноким испуганным калачиком.


___________________
*«QI» (англ. «QI» (Quite Interesting)) — британская интеллектуальная комедийно-игровая телепрограма. Автором идеи и продюсером программы является Джон Лойд, главным ведущим Стивен Фрай. Суть игры заключается в том, чтобы правильно ответить на максимальное число вопросов, таким образом заработать больше баллов и победить. Большинство вопросов труднообъяснимые, что сводит вероятность правильного ответа почти до нуля, поэтому баллы начисляются не только за правильные а за наиболее оригинальные и смешные ответы. Встречаются также вопросы, ответы на которые не только неправильные, но и до жалости очевидные, озвучив их, игрок теряет десять баллов.

Глава 2


После того случая он уже не позволяет Ричарду спать в своей постели. Разве что в те ночи, когда его мучают кошмары, и крики становятся совсем невыносимыми. Но даже тогда Моран зорко следит, чтобы тот не придвигался слишком близко, и тут же прогоняет его на противоположный угол кровати, стоит лишь Ричарду повернуться в сторону Себастьяна.
Эта близость заставляет Морана нервничать. Нервничать так, что волосы на затылке встают дыбом, и каждая мышца судорожно напрягается. Нет, он не боится Ричарда. Его пугает, что совершенно внезапно может вернуться настоящий Джим, который узнает, что именно Моран говорил о нем в его отсутствие. Себастьян прислушивается к собственным мыслям, ощущая, как внутри все сжимается, но так и не может ответить себе, желает ли он и ждет этого возвращения, или же боится его как огня.
Ричард и сам прекрасно осознает, что Себастьян расстроен из-за него, и даже не поднимает эту тему. Стараясь отвлечь снайпера от мрачных мыслей, он как можно непринужденнее болтает о каких-то вычислениях и задачах из учебника, который подарил ему Моран, о том, что все еще пытается работать и о других пустяковых вещах. Как-то он просит Себастьяна раздобыть ему стреляющий гвоздями строительный пистолет, но тут же получает решительный отказ. Соседский надоедливый кот достает и его, но он категорически не желает соскребать кишки Ричарда со стен, если тот не справится с чертовым пистолетом. Они могут болтать о любой ерунде, лишь темы, касающиеся чувств одного и другого, тщательно обходятся стороной. Словно они имеют дело с жилетом, начиненным взрывчаткой, который готов взорваться в любую секунду.
Но совсем забыть об этой проблеме не получается, и Ричарду становится все сложнее держать себя в руках. Каждый раз, когда Себастьян уходит из дома или возвращается с работы, ему кажется, что с языка Ричарда вот-вот сорвется что-то, чего говорить не стоит. Хотя тот и старается держать язык за зубами, но он становится все более нетерпимым и упрямым и не желает скрывать свое мнение. Ему уже не так важно, насколько он зависим от Себастьяна сейчас. Если он считает, что шоу по телевизору — дерьмо, то он все равно скажет об этом и выключит его. Он чувствует себя уже достаточно смелым, чтобы заявить Морану, что ему давно не мешало бы постричься или что его серые джинсы делают его похожим на бомжа.
Когда однажды Себастьян приходит домой поздно ночью с рваной раной на ноге, в Ричарде словно что-то надламывается, и он, помогая обработать Себастьяну рану, тихо произносит:
— Я не люблю, когда с тобой случается такое.
Себ лишь рычит, стискивая зубы, когда антисептик обжигает рану, и тяжело вздыхает. Он знает, что необходимо обеспечить бесперебойную работу системы, чтобы ранее запущенные проекты были завершены в срок и должным образом. Ему и самому понятно, что простой координации явно не хватает, и без Джима все рано или поздно развалится. Но Моран с каким— то упрямым остервенением пытается сохранить хоть что-то, стараясь сделать все возможное, чтобы отсрочить неминуемый крах, и чтобы проблемы не валились, как снежный ком.
— Это моя работа.
— Я был твоим боссом, так? Не уходи больше.
Себастьян с досадой ерошит рукой волосы на загривке и мотает головой:
— Нет. Все не так просто. Еще многое нужно сделать.
— Я… я начинаю беспокоиться, когда ты уходишь. Мне это не нравится.
— Кого это волнует, нравится тебе это или нет?! — огрызается Моран. Боль в ноге и попытки Ричарда задушить в себе Джима окончательно выводят его из равновесия.
Внезапно Ричард словно взрывается. Давно скрываемые и не дающие покоя мысли прорываются наружу.
— А что прикажешь делать мне, если тебя не станет?! — выкрикивает он, яростно швыряя об стену банку с мазью, и тут же сжимается в маленький, беззащитный комок, в отчаянии стискивая руками голову и оседая на корточки. — Я уже слишком много потерял, чтобы лишиться еще и тебя.
В первый момент Себастьян теряется и не знает, как реагировать на это открытое проявление чувств, в недоумении замирая на месте. Он слишком плохо разбирается в эмоциях других людей, и поэтому с трудом подбирает слова, стараясь говорить как можно тише и ободряюще:
— Ты продолжишь двигаться дальше. Так же, как делал это всегда. Так же, как будешь делать после того, как я умру.
"Как ты и планировал, босс, зная, что я в конце концов облажаюсь", — добавляет он про себя.
— Я не могу так больше, Себастьян, ты нужен мне! — Ричард отталкивается от стены и накрывает ладонями колени Себастьяна, придвигаясь ближе и глядя ему прямо в глаза. — Я не смогу справиться с этим без тебя. Я... — его взгляд упирается в губы Себастьяна, и тот непроизвольно отшатывается.
— Не надо.
— Себастьян… Я знаю, мы раньше были любовниками.
— Нет, не были.
— Себастьян, — с нажимом произносит Ричард, — пожалуйста. Я знаю, ты думаешь, что я — не он, но это Я. Я ничего не помню, но он... Я все еще здесь! Я просто застрял где-то и не могу найти дорогу обратно. Я все тот же, просто я потерялся, а ты — моя единственная зацепка, единственный человек, к которому я хоть что-то чувствую, и я не хочу тебя терять, — он так исступленно прижимается к губам Себастьяна, что тот на мгновение отклоняется и вновь оказывается в объятьях Ричарда.
Это так неуклюже, так трогательно и… так неправильно. Моран никогда не целовал Джима, но точно знает, что если бы и целовал, это было бы совсем не так. В Джиме нет никакой мягкости, в нем нет ничего милого. Отчаянно сопротивляясь сиюминутному порыву, Себастьян пытается держать себя под контролем, но Ричард чуть отстраняется, поглаживая Морана пальцами по щеке, и тихо дышит в губы:
— Пожалуйста... Себастьян. Я просто... пожалуйста... — голос срывается, и снайпер понимает, что пропал.
Он обхватывает Ричарда за талию и целует его жестко и отчаянно, стискивая в жадных объятиях. Ричард едва поспевает за ним, несмело перебирая губами и доверчиво прижимаясь, стараясь передать неумелыми прикосновениями, как Себастьян важен и необходим ему сейчас. Их первый поцелуй становится действительно первым для каждого из них. Один не помнит, как он это делал раньше и делал ли вообще, но быстро схватывает и полностью отдается ласке. А второй… Второй лихорадочно пытается понять, кто из этих двоих — Джим или Ричард — заставляет его поверить в то, что происходящее сейчас между ними — не плод его воображения и не полное безумие, которым Ричард каким-то образом заразил Морана.
Конечно, это может усугубить состояние Джима, конечно, все может стать только хуже, но в это мгновение Себастьян просто не может думать об осторожности и заставить себя отмахнуться от такого неожиданного подарка. Ведь сейчас он может получить то, чего у него никогда не было, чего он даже не рассчитывал когда-либо получить от Джима. И отказаться от этого невероятно трудно, невозможно, немыслимо. Ричард так мил и трепетен, он так покорен, доверчив и податлив. В то время как Джеймс всегда был груб, жестко доминируя и подавляя Морана. В Ричарде есть все, чего Себастьяну так хотелось бы видеть в своем любовнике, за исключением... за исключением того, что это не Джим, который стал для Морана всем. Целым миром и единственной причиной, по которой он заставляет себя каждое утро вылезать из постели и делать то, что он делает. Мориарти спас его тогда, доверив первый заказ, дал работу и заставил поверить в то, что отставной полковник, уволенный со службы и не сумевший найти себя в гражданской жизни, чего-то стоит. Да Себастьян бы с радостью целовал пыль с его ботинок, если бы только Джеймс позволил.
Но Джим исчез, и теперь здесь только Ричард, извивающийся в его объятиях и, скорее всего, совершенно не отдающий себе отчета в том, что является сейчас воплощением самых несбыточных и отчаянных желаний Морана.
И Себастьян с удивлением спрашивает себя, неужели он готов довольствоваться этим.


Глава 3.

Оттягивая насколько возможно решающий момент, они, наконец, все же оказываются в постели, и Себастьян замирает от того, насколько невероятная реальность превосходит все то, о чем он так долго мечтал. Медленно освобождая друг с друга от одежды и давая рубашкам скользить по телу, они покрывают поцелуями и вылизывают буквально каждый сантиметр обнажающейся кожи. Движения Ричарда поначалу нерешительные и робкие, но с каждым прикосновением он становится все более смелым, и Моран окончательно теряет голову. Не веря до конца в происходящее, словно в каком-то полусне он обводит губами острые ключицы, бережно касается пальцами косточек, выпирающих настолько сильно, что кажется, они вот-вот прорвут тонкую кожу, и шепчет, касаясь губами, что Ричард должен больше есть.
— Еда — это скучно, — выдыхает Ричард, и Себастьян слегка прикусывает его за шею.
В первый раз они кончают от одних только прикосновений, сплетаясь телами друг с другом. Ричард из-за того, что невероятно нервничает, а Себастьян потому, что слишком давно хотел этого. Похоже, они оба еще не готовы к большему. Их чувства обострены до предела. По их телам от каждого касания словно пробегают легкие электрические разряды, как будто они вдруг разом оказались без кожи.
Это блаженство — чувствовать, как Ричард, кончая, тихо вскрикивает, тут же удивленно замирая и почти переставая дышать, крепко обхватывая руками Морана за шею и пряча лицо, утыкаясь носом в его плечо. Волна наслаждения проходит словно бы сквозь него и отдается пульсацией внизу живота Себастьяна, от чего тот кончает следом, жадно втягивая запах волос Ричарда и собственнически прижимая его к себе властным жестом.
Оставшийся вечер они проводят в постели, ни на секунду не отрываясь друг от друга. С нежной тщательностью исследуют реакции партнера, прихватывая губами, скользя и щекоча языком, сжимая и покручивая пальцами. Себастьян заворожено смотрит на Ричарда и может поклясться, что видит, как тот мысленно составляет каталог его реакций, чтобы надежно сохранить в своей памяти и воспользоваться им в будущем. Он точно знает, как нужно прикоснуться, чтобы у Морана сбилось дыхание, от чего он может рассмеяться или отстраниться. Он выясняет, что Себастьяна не трогает вовсе, а что может его заставить резко подмять Ричарда под себя и целовать так страстно, что тот начнет задыхаться от неистовых ласк. Он изучает каждую веснушку и осторожно поглаживает старые шрамы на спине, проводя пальцами от одного к другому и выспрашивая, как Себастьян получил каждый из них. Словно в первый раз он слышит истории, которые должны быть ему знакомы, но о которых он ничего не помнит. По мнению Ричарда, в прошлом Себастьяну пришлось не раз иметь дело с тиграми — слишком уж много продольных отметин помнит его тело. Пальцы Ричарда на секунду замирают над одним странным шрамом, и он с удивлением поглядывает на киллера, чутко прикасаясь к белым неровностям кончиками пальцев:
— Это мои инициалы?
Себастьян утвердительно хмыкает.
— Да, в один прекрасный день ты решил, что я могу их забыть, и, чтобы этого не случилось, вырезал их на моем плече.
— Ох... — следует длинная пауза, — и тебе это понравилось?
Моран не может сдержать смешок и ворчит в подушку:
— Ага, понравилось.
Ричард медленно обводит буквы, чуть царапая кожу ногтями, и замечает, как это заставляет Себастьяна вздрогнуть.
— Зачем? Это был способ показать, что ты — моя собственность?
— О, да, ты был законченным и абсолютным собственником.
Себастьян прикрывает глаза, вспоминая, как Джим в приступе слепой ярости вырезал у него на плече свои инициалы, стоило ему лишь узнать, что конкуренты пытались переманить Морана. Ричарду не стоит знать об этом. Как и не стоит знать о том, что Себастьян тогда чуть не расплющил зубами пулю, сжимая до боли челюсти, чтобы не дать себе кончить, чувствуя, как острое лезвие его армейского ножа вспарывает рубашку на плече, и холодный металл врезается в натянутую кожу.
От одного воспоминания о том, как Джим, грубо схватив его за волосы, припечатал мордой в стол и, яростно сжимая пальцы, рычал ему в ухо угрозы об ужасах расправы, если Моран только подумает о том, чтобы кинуть его, член Себастьяна снова дергается, и на него накатывает липкое возбуждение. Но Джим был конченым параноиком, чтобы видеть, что Себастьян и так принадлежит только ему и даже не помышляет ни о чем подобном.
Моран вздрагивает и возвращается в реальность, ощутив, как губы Ричарда мягко скользят по выступающим на коже буквам:
— Ну... мы ведь можем это изменить.

***


Несмотря на то, что Себастьян старательно запрещает себе, он просто не может удержаться, чтобы не сравнивать Ричарда с Джимом. По какой-то странной случайности некоторые черты характера Джима остались нетронутыми, и Ричард легко адаптировался к ним, сделав своими.
Он так же, как Джеймс, склонен к насилию. Идея с расправой над соседским котом никак не оставляет его, занимая все свободное время. Однажды вечером Себастьян застает Ричарда за попытками заставить надоедливое животное попасться в невероятно сложную ловушку, которую он смастерил, заказав все необходимое по интернету. Несмотря на протесты Ричарда, Себастьян разносит ловушку к чертям и забирает свою карточку (хотя Ричард наверняка все равно уже запомнил код кредитки Морана и явно в будущем предпримет новую попытку).
Ричарду свойственно и то собственническое чувство, что заставило Джима вырезать свою метку на плече Морана. Правда, оно несколько иное, как надеется Себастьян, и Ричард по-другому его выражает. Он частенько прикасается к Себастьяну мимоходом, словно невзначай. Как будто бы только для того, чтобы проверить, здесь ли он. Он всегда закидывает ногу или руку на колени Себастьяну или просто укладывается на них головой, когда они сидят вместе. Он всегда берет его за руку и сплетает их пальцы, когда они вместе выходят на улицу.
Себастьян и не предполагал, что эти мелочи способны доставлять ему столько радости. Он всегда был довольно ласков с любовниками, будь то мужчины или женщины, но даже в самых смелых фантазиях никогда и вообразить не мог, что сможет позволить себе так вести себя с Джимом.
Как-то вечером, после кино они заходят в маленький ресторанчик поужинать и скоротать время перед вечерним шоу, куда Себастьян решил сводить Ричарда развеяться. Хрупкая официантка всю дорогу напропалую кокетничает с Себастьяном, не к месту смеясь, накручивая на пальчик локон и расхаживая с расстегнутой более, чем откровенно, блузкой. Каждый раз при ее появлении Моран отчетливо видит по лицу Ричарда, как тот в своем воображении расправляется с ней при помощи стреляющего гвоздями строительного пистолета, припасенного для орущего под окнами кота. Он пытается немного успокоить начинающего закипать Ричарда, уверяя, что ему нет дела до этого глупого флирта, но Ричард сердито шипит себе под нос:
— Мне плевать, что она тебе безразлична, ты — только мой.
Гнев в его голосе словно острым ножом вновь обжигает шрамы на плече Себастьяна, и Моран, отбросив все запреты, затаскивает сопротивляющегося и рассерженного Ричарда в ближайшую подворотню и яростно овладевает им прямо там, в паре ярдов от дверей ресторана с этой дурой-официанткой. Он чувствует себя виноватым из-за воспоминаний о Джиме, но по крайней мере в этот раз ему удается прорычать правильное имя, когда он, задыхаясь, кончает, прижимая Ричарда к стене (каждый раз Ричарда сводит болезненной судорогой, стоит Себастьяну забыться и прохрипеть, изливаясь: «Джииим»).
Ричард так же, как Джеймс, ловко манипулирует людьми, точнее — Себастьяном, рано или поздно добиваясь от него того, что хочется ему. Например, он знает, что если положить руку Морану на бедро и мягко прижаться головой к его плечу, то можно убедить переключить канал, чтобы они могли посмотреть что-то более приличное или то, что нравится Ричарду. Он знает, что может заставить Себастьяна принести ему завтрак в постель, если прижмется к нему, полусонному, со спины, обнимет и будет неспешно поглаживать его грудь, едва касаясь кончиками пальцев. У него есть и другие способы получить то, что он хочет. Он способен вложить свою идею в голову Себастьяну так завуалировано, что Моран в какой-то момент уже и сам не может понять, была ли это его идея или Ричарда. Он владеет множеством хитростей, но, похоже, больше всего ему нравится манипулировать Себастьяном при помощи секса.
В какой-то момент у Морана возникает подозрение, что Ричард смотрит порно на его ноутбуке, потому что пару раз он вытворяет в постели такие вещи, которым Себастьян его определенно не учил. Так, Ричард предлагает Морану попробовать новые невероятные позы. Некоторые попытки заканчиваются тем, что они валятся друг на друга, едва сдерживая смех. А в каких-то из выбранных Ричардом поз Себастьяну чрезвычайно тяжело кончить. И у него закрадывается мысль, что Ричард выбирает их специально, для каких-то своих целей.
Ричард с энтузиазмом пробует самые разные секс-игрушки, и те из них, которые Морану приходятся по вкусу, занимают прочное место в их спальне. Он использует фаллоимитаторы и анальные пробки, ошейники, кнуты и наручники (Себастьян окончательно убедился в том, что Ричард без труда запомнил код от его кредитки), применяя их как на себе, так и на своем готовом к любым экспериментам любовнике. Стоит ему почувствовать, как Себастьян изгибается дугой, когда Ричард впивается ему в спину ногтями, как тут же он слезает с его члена со злорадным огоньком в глазах, и это снова возвращает Себастьяна к мыслям о том, что общего между Ричардом и Джимом.
Каждый раз, когда он вспоминает Джима в такие моменты, Моран усиленно гонит прочь эти сравнения. Он убеждает себя снова и снова, что нужно двигаться дальше, что Джим исчез навсегда, и это к лучшему, что теперь здесь только Ричард. Джим никогда не хотел его так, как Ричард. А Ричард, похоже, готов на все, чтобы доставить Себастьяну удовольствие и добиться его любви.

***


Как-то Себастьян приходит домой с небольшим букетом цветов. Конечно, это глупый и чересчур романтичный жест, но он надеется, что Ричарду это понравится. А, кроме того, цветочному запаху, возможно, удастся перебить запах пригоревшей пасты, доносящийся с кухни после очередной неудачной кулинарной попытки Ричарда (Себастьяну приходится признать, что в целях безопасности нельзя позволять Ричарду готовить даже под его руководством). Он открывает дверь, и от представшей его взору картины сердце чуть не выпрыгивает из груди.
Ричард стоит перед окном, уставившись на улицу. Он одет в костюм, а его волосы зачесаны назад в слишком знакомой манере, которая так контрастирует с художественным беспорядком, обычно царящим на голове Ричарда. Но почему-то именно знакомый костюм заставляет Морана похолодеть от страха и необъяснимой тоски.
— Ричард... почему ты надел это?
Он вздрагивает, словно очнувшись ото сна, и опускает взгляд на себя, разглаживая ладонями лацканы пиджака. Мотая головой, Ричард тихо произносит:
— Я... я не знаю. Наверное, я снова отключался. Раньше я был одет во что-то другое.
Ричарда начинает трясти, как в лихорадке, его руки сильно дрожат:
— Я не понимаю, что происходит... Что со мной, Себ?
Моран отшвыривает цветы, в три шага пересекает гостиную и бережно обхватывает ладонями лицо Ричарда, покрывая его поцелуями и выдыхая в губы:
— Ничего. С тобой все в порядке, все в порядке.
— Ничего со мной не в порядке! Я никогда... Раньше после этих отключек, когда я приходил в себя, я чувствовал, что это я. А теперь я чувствую, что что-то изменилось. Себ, что со мной не так? — его растерянный голос срывается от страха.
— С тобой все в порядке, — настойчиво убеждает его Себастьян и укрывает в своих объятиях, прижимая к себе и пряча голову Ричарда у себя на груди. Крепко обхватив его вокруг талии, Моран успокаивающе поглаживает по волосам:
— С тобой все будет хорошо, Рич. Я обещаю. Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.
Себастьян внутренне весь сжимается при мысли о том, что Джим может вернуться. Он пытается быть честным с собой, но даже сам себе не может ответить на вопрос, боится ли он этого или жаждет всей душой.


Продолжение в комментариях