Название: Легенда о мальчике и тигре
Автор: DevilSoul
Бета: Dust on a wind
Фандом: ШХ
Категория: слэш
Жанр: ангст, драма, юмор, POV
Персонажи: Себастьян Моран, Джим Мориарти, Карл Пауэрс и многие другие
Рейтинг: NC-17
Размер: макси (около 45к слов на данный момент)
Статус: в процессе
Дисклеймер: отказываюсь от всего и ни на что не претендую
Размещение: только с разрешения автора
Саммари: Что связывает Морана и Мориарти на самом деле?
Предупреждения: смерть персонажей, изнасилование
Критика: желательна в любой форме
Благодарности: спасибо Study in Scarlet (за небольшую психологическую консультацию),  What?What?WHAT?!?, подсадившей меня на МорМор и, конечно, Dust on a wind, без которой этого всего просто не было бы
Комментарии автора: Тут не планируется постельных сцен, рейтинг за предупреждения. Это скорее пре-слэш, но как получилось, судить Вам. Автору грустно читать только PWP по МорМору, поэтому он взялся за масштабную работу и его очень сильно занесло. Всё начинается задолго до сериала, и основная часть текста именно об этом. Получился своеобразный ориджинал. Юмор - авторский, ангст - нарастающий. Наполовину kid!фик. Собственный взгляд на каноничное прошлое героев.

Ссылка на первую часть.moraniarty.diary.ru/p178738430.htm
Ссылка на вторую часть.moraniarty.diary.ru/p180276756.htm
Авторская пометка.Во второй части автор сильно накосячил и написал вместо пяти лет службы всего три года. Прошу прощения за данную неточность.

***

Быстро поправился тигр. Но не смог зверь понять, почему мальчик покинул его. Стало ему еще более одиноко, чем было раньше. И решил он вслед за ним отправиться. Расширял тигр свои владения, да и наткнулся однажды на своих сородичей. Сразу приняли его в стае, вожаком признали. Но грустил тигр, о своем друге вспоминая каждый день. И в один прекрасный летний день напали на стаю тигров люди, которым вред никто не причинял, но боялись они хищников полосатых. Всю стаю люди перебили, кроме нашего тигра отважного. До последнего зверь сражался, но силы его на исходе были. Окружили его уже кольцом плотным, но вдруг упали все люди замертво, а перед тигром стоял тот самый мальчишка, что превратился в юношу статного. Улыбнулся он зверю и обнял его, шерстью кровавой не брезгуя. И не смог удержаться тигр от ласки такой, да и заурчал как кот домашний. Для него человек этот навсегда останется мальчишкой безрассудным.
"Легенда". Глава - III

Пять лет, проведенных в военном лагере, слились для меня в один затяжной кошмар. Казалось, что еще вчера нам читали приветственную речь, после которой только самые стойкие не почувствовали себя полнейшим дерьмом. Мистер Ричардс оказался прав, тут не делалось никаких поблажек. Это была не обычная служба.
Жестокая дисциплина и полный контроль. Здесь даже не было возможности связаться с внешним миром. Ни писем, ни звонков, ни посещений. Мы все даже не особо знали, где находились. Нас привезли сюда ночью из аэропорта, да еще и в закрытом грузовике, откуда не особо полюбуешься пейзажами. Единственное, что было понятно каждому: от города мы довольно далеко.
Первая неделя выдалась особо напряженной. Кто-то пытался обзавестись друзьями, кто-то искал приключений на свою задницу. Находились даже такие смельчаки, которые, несмотря на слишком высокие ограды с колючей проволокой и кучу вооруженных охранников, пытались сбежать или разведать местность, как горделиво говорили они, пряча лихорадочный блеск в глазах. Вот только никто из них так и не вернулся. На утреннем построении нам обычно сообщали, что очередной неблагодарный новобранец покинул это «райское» местечко и отправился домой влачить дальше своё прежнее жалкое существование. И стоит ли говорить о том, что никто этому не верил? Жаль только, что многие поздно осознали, на что согласились, приехав сюда. Элитная военная подготовка, да? Создавалось впечатление, что мы просто заключенные в лагере строго режима, а никак не будущие защитники интересов своей страны.
Ежедневные тренировки до полного изнеможения, скудное питание, общие душевые с ограниченным количеством горячей воды – всё это повторялось изо дня в день. О времени года можно было узнать только по погоде, о точной дате – только гадать. Часы были лишь у наших наставников, а подходить к охранникам с автоматами наперевес, чтобы всего лишь узнать время, было стремновато.
Тут не было ни выходных, ни праздников. Мы бегали под палящим солнцем и в град, преодолевали дистанции, утопая в грязи и дыша пылью. Обливались потом и кровью, уже не обращая внимания на синяки, ссадины и ушибы. На полигоне нас с нуля учили стрелять, давали уроки экстремального вождения. На нас матерились, крича во всю глотку, морально унижали, расшатывая психику, били за малейшую оплошность или неточное выполнение приказа. Нам не позволяли заводить друзей, сводя общение к минимуму, но учили работать в команде. Никаких лишних привязанностей, только выполнение поставленной задачи. За проявление жалости или сострадания к другим новобранцем, наказание удваивалось как для него, так и для тебя самого.
Самым выдающимся из нас преподавали языки, натаскивали на определенный вид оружия, рассказывая свои тонкости. Мне пророчили судьбу самого лучшего снайпера континента. А мне было безразлично, какого именно.
Все приказы и действия выполнялись на автомате. Для меня это место стало своеобразным чистилищем. Времени думать просто не было. Когда мы возвращались в бараки, чтобы поспать час-другой, то вырубались мгновенно. Идеальное место для того, кто не хочет вспоминать прошлое и думать о будущем. Не было сил даже жалеть себя. Апатия стала привычным настроением, депрессии не было и в помине. Нужно было просто выполнять поставленные задачи любой ценой, какие бы препятствия не стояли на пути. А кто этого не мог, тот либо пытался снова, раз за разом, либо отправлялся из лагеря вперед ногами. Все знали это правило, поэтому, отплевываясь от грязи и утирая пот с лица, шли вперед, говоря, что им еще рано «домой». У каждого было своё прошлое и своя история, но никого здесь это не волновало. Из нас всех делали идеальных солдат, изменяя внутренний мир каждого. Нас пытали, допрашивали, угрожали, проверяя нашу выдержку и силу воли. Нас готовили к войне.
Пять лет настоящего Ада.
Помню, как в последний день нам толкал речь сам мистер Доусон. Именно та сволочь, из-за которой я оказался здесь. Думать о том, что я пошел на это добровольно, не хотелось. Пусть хоть кто-то будет виноват в моей безрадостно проведенной юности. Он втирал что-то про патриотизм, долг и амбиции. Было смешно слышать, что он так сильно гордится нами, прямо как собственными сыновьями. Ага, вот только его сын погиб лет десять назад в Афганистане и боюсь, что это тонкий намек на нашу дальнейшую судьбу. Хотя, мне тогда было уже всё равно, где и как умирать. Азарт предстоящего боя затмевал всё остальное. После таких зверских тренировок безумно хотелось только одного – убивать.
Нам не дали даже дня передохнуть после «выпускного», разделив на отряды и сразу же отправив в Ирак, Сирию и Пакистан, чтобы «успокоить» местное население или не в меру активных террористов. Из нас готовили не миротворцев и переговорщиков, а скорее наемников, идущих воевать под флагом британской короны. А ведь эта страна для некоторых не была даже родиной, но кого это волновало?

***

Пакистан встретил нас слепящим солнцем, сухим ветром и несколькими группами талибов, оккупировавших всю северную часть Пешавара. Задание было довольно тривиальным – обойтись как можно меньшими потерями среди местного населения и обезвредить террористов. Если бы только всё было так просто.
Несмотря на отличную подготовку не все смогли выдержать проверку реальными боевыми действиями. Приходилось смотреть на плачущих детей, замолкающих после каждой автоматной очереди, и горы трупов, от запаха жженого мяса и гнилья мутило, взрывы оглушали на несколько секунд, а осколки от выбитых окон жалобно хрустели под ботинками.
Нам всем было немного за двадцать, но кто-то позорно плакал после первого же убийства, кто-то впадал в полнейшее оцепенение, подставляясь под пули, другие же, получив дозу адреналина, рьяно шли в бой дальше.
Хоть я и запретил себе вспоминать прошлое, но то самое первое убийство всплыло в голове неосознанно. Во второй раз убивать оказалось легче. Почти безразлично, как и в последующие разы. Убивай или будешь убитым. Простые правила, которые легко уяснить, когда над головой свистят пули, а ты чудом успеваешь перебежать из одного укрытия в другое.
Практически весь отряд разбрелся по территории в поисках заложников. От меня было бы больше пользы, если бы получилось пробраться на какое-нибудь высокое здание, с винтовкой за компанию. Поэтому я тогда судорожно оглядывался, выискивая подходящее место. В одном из уцелевших окон полуразрушенной больницы мелькнула чья-то тень. Мирный житель или снайпер, облюбовавший место раньше меня? В любом случае, чтобы добраться туда и проверить, мне нужно было пробежать приличное количество открытого пространства, а тут никак не обойтись без прикрытия. В зоне видимости остались только трое бойцов, но моё внимание привлек последний. Черноволосый паренек спокойно сидел на земле и протирал тряпкой оружие от крови. Он делал это неторопливо и тщательно. Трудно было поверить, что он в данный момент находился посреди боевых действий. По пути к нему мне на глаза попалась пачка сигарет, наполовину вывалившаяся из кармана какого-то убитого бойца. Легко подхватив её, я перешагнул через труп и пошел дальше. В голове мелькали образы прошлого. Смотреть на курящих людей, особенно подростков или детей, раньше было больно, но не сейчас. Загнав ненужные мысли подальше, мне подумалось лишь одно: «Почему бы и нет?». Если не курево, то что? Травка? Тяжелая наркота, которой тут навалом? Наркотики не прельщали совсем. Загнуться от передозировки как-то слишком уж глупо. А от рака легких я умереть просто не успею, и сигареты тут найти будет так же легко. Может хоть никотин немного поможет успокоить подрагивающие сейчас пальцы.
Поправив автомат на плече, я встал у ног парня:
- Эй, - он поднял на меня светло-карие глаза, которые смотрели на меня с легким любопытством, но молчал, - прикурить не найдется?
Парень молча полез в рюкзак, доставая небольшую коробку, вскрыл крышку, поднося её ближе к моему лицу. Я растерянно моргнул и наклонился. А он ловким движением пальцев закоротил провода. Первый раз затягиваясь и даже не пытаясь скрыть рвущийся наружу кашель, я наблюдал, как парень тряхнул этой же коробкой и швырнул её куда-то себе за спину:
- Присел бы ты, - доверительным тоном проговорил он, больше не глядя на меня и перезаряжая автомат. Где-то вдалеке послышался звук мотора и выстрелы. Я последовал его совету. И стоило только присесть, как совсем рядом раздался оглушительный взрыв, а над головой полетели горящие осколки. Выглядывая из укрытия, я увидел лишь подорвавшуюся машину террористов. Точнее то, что от неё осталось. Это был первый и последний раз, когда я прикуривал от детонатора. Меня, конечно, успокоили, что он всё равно был бракованный, но всё же.
Кстати, именно так мы и познакомились. Парня звали Дэнни Рассел. Он тогда сам предложил помощь, и мы легко подобрались к больнице и вывели целую группу заложников.
После довольно успешного выполнения задания и возвращения на базу, нам всем разрешили произвольно разделиться на группы по пять человек. Отыскать среди остальных моего нового знакомого оказалось непросто, но всё-таки реально. По крайне мере у меня появился человек, с которым можно более ли менее спокойно идти в бой. Я надеялся лишь на то, что моё внутреннее чутьё не подводит.
Командиром нашей небольшой группы назначили меня. Не знаю, чем удостоился такого положения, но кроме Дэнни меня никто особо не слушался. Парни с самого начала не восприняли меня всерьез, за что, кстати, и поплатились. Я даже сейчас и не вспомню имена этих придурков, полезших в бой без приказа и глупо подорвавшихся на мине.
Начальство еще несколько раз пыталось приставить к нам кого-то еще, но все попытки заканчивались одинаково: парни умирали один за другим. И уже через пару недель мы с Дэнни вновь оставались без команды. В конце концов, от нас отстали и начали посылать в помощь основным группам или на разведку.
А мой напарник оказался довольно немногословным парнем, что, впрочем, меня устраивало. Я не спрашивал причин, по которым он здесь, а он в свою очередь не интересовался моим прошлым.
Примерно два года мы пересекали границы Пакистана и Ирана по нескольку раз в месяц, подавляя то восстание мирного населения, которое не желало принимать помощи от других стран, то уничтожая новые и новые отряды талибов. Почти каждый день умирали люди, а мы с Дэнни по вечерам играли в карты. Самым интересным оказалось то, что на деньги играть было просто бессмысленно. Мой напарник был не просто шулером, а настоящим фокусником. Даже рассказал, как в детстве хотел сбежать работать в цирк. Теперь меня совсем не удивляла поразительная ловкость его пальцев.
Я думал, что мы с Дэнни, если и не станем близкими друзьями, то сойдем за хороших боевых товарищей, что прикроют спины друг другу, а если повезет, то еще и встретимся в старости, посидим за стаканчиком виски и вспомним, как шли в бой плечом к плечу. И это была именно та единственная мысль, за которую еще можно было держаться. Скорее всего, мы оба не вернемся. Но жить с призрачной надеждой всегда чуть легче. Особенно, когда понимаешь, что даже если ты вернешься, то тебя всё равно уже никто не ждет.

***

Я уже наивно предполагал, что в нашей команде пополнения не предвидится, но всё вышло довольно забавно. Нас с напарником послали на северную границу Афганистана, откуда поступил сигнал о захвате группы заложников. Самое интересное, что террористов было всего двое. Именно из-за этой странности нам позволили отправиться туда без подкрепления.
Мирных жителей, к слову, в заложники никто не брал, им всего лишь хотели помочь без проблем пересечь границу. А нашими «террористами» оказалось двое бывших жителей СССР, которых бросило тут собственное правительство. Нет, мы, конечно, для приличия в самом начале хотели друг друга перестрелять, приняв за врагов, но обошлось всего лишь парой ножевых, а местные остались слегка напуганными непродолжительной перестрелкой. Интересное знакомство, ничего не скажешь.
Как позже рассказали Макс с Алексом, после распада СССР почти никому не было дела до них самих. Войска вернулись на родину ни с чем, а этих двоих такое положение дел не устроило, вот они и остались, чтобы помогать местному населению. Я, конечно, даже не смел пошутить на тему их бессмысленного самопожертвования, но что-то мне подсказывало, что мужчины просто не выдержат мирной жизни. Может это моя интуиция, а может причина скрывалась в рыжеволосом Максе, у которого было самое настоящее шило в заднице.
До сих пор не до конца понимаю, как я мог повестись на тот глупый спор. Помню только как, сидя в засаде, Алекс предложил пари. Если он сможет в одиночку сбить вражеский вертолет, не вылезая отсюда, то мне придется назначить Макса своим заместителем. Любопытство было сильнее меня, поэтому я и согласился. Кто ж знал, что именно скрывалось в этой русоволосой голове, но Алекс был, мать его, связист и шифровальщик, и несколькими нажатиями кнопок смог выпустить одну самонаводящуюся ракету из машины самих талибов. Под гул падающего вертолета я смотрел в этот хитрый прищур голубых глаз и понимал, что пусть и не официально, но моя команда определенно обзавелась ценными кадрами.
Парни действительно присоединились к нам. А начальству совсем не обязательно было знать о том, кто постоянно сопровождает нас на задания. Мы быстро нашли общий язык, хотя без неловких ситуаций не обошлось.
Мы с Дэнни застукали этих целующихся голубков, когда вернулись с небольшой разведки. Мой напарник на это никак не отреагировал, его больше беспокоил запах, шедший из котелка. Я же переборол первый ступор и молча сел у костра. Макс отчаянно краснел, подавая Дэнни свою миску. Я уже думал, что мы будем есть в гнетущем молчании, но ситуацию на удивление быстро разрядил Алекс, пошутив на тему того, что он по доброте душевной мстит за всех ущемленных бойцов, самолично трахая своё начальство. Макс его чуть не убил, но выражение его лица было просто незабываемым. Отсмеявшись, Дэнни лишь поинтересовался, как долго парни вместе. После чего довольно удачно перевел тему на предстоящую операцию.
Я не видел в этом ничего предосудительного, но… Неприятное чувство в области грудной клетки не давало заснуть. И только в эту ночь я позволил себе небольшую слабость – вспомнить. Прокрутить прошлое перед глазами, словно это был какой-нибудь фильм. Жаль только, что эти воспоминания были всем, что у меня осталось, а все остальные мысли начинались лишь с одной единственной фразы: «Если бы он только был жив…».

***

- Полковник Моран, я убедительно прошу Вас не давать мне повода сомневаться в вашей компетентности, - обманчиво заботливый голос мистера Доусона уже порядком осточертел. Лучше бы он орал или вообще не назначал личных встреч. Особенно в своём кабинете. Он слишком сильно походил на тот, где когда-то мы сидели вместе с мистером Ричардсом.
- Хочу напомнить, что моя служба длится уже более десяти лет. И за это время уже можно было убедиться в моих способностях. Вы не имеете права меня отстранить, - тихий, но уверенный тон. Иначе с начальством разговаривать было бесполезно.
- Себастьян, это всего лишь отпуск. За все эти годы Вы ни разу не брали отгулов, а с тяжелыми ранениями не находились в лазарете не более необходимого времени. Думаю, две недели вдали от боевых действий пойдут Вам на пользу. Отдохните, - всё тот же голос, то же выражение лица. Но внутренности противно скручивает от дурного предчувствия. Как обычно, чего-то недоговаривают.
- Я могу сам выбрать место? – устало спрашиваю я, мысленно уповая на его согласие.
- Конечно-конечно, - просто великолепно.
- Таиланд, - легко отзываюсь я, и ловлю искру недовольства в глазах пожилого мужчины. Поздно, сам позволил. Можно было еще попытать счастье с Индией, но это было бы слишком очевидно. По крайне мере я буду не так уж далеко отсюда и в любой момент смогу вернуться раньше положенного.
- Ну, - Доусон изо всех сил старается держать лицо, что у него с успехом получается, но вот чересчур сжатые пальцы выдают его беспокойство, - увидимся через две недели, полковник.
- Да, сэр, - выходя из его кабинета, я думаю лишь о том, что нужно как можно скорее поговорить со своими ребятами.

***

- Вы больше никогда не увидите, как мы целуемся. Или стоим слишком близко друг другу. Или… - мне пришлось поднять руку, чтобы Макс, наконец-то, замолчал. Он так и остановился с приоткрытым ртом посреди леса. Остальные пошли за водой, оставив нас разбивать лагерь. Представилась отличная возможность серьезно с ним поговорить. Всё-таки Макс был моим «внештатным заместителем» и когда дело касалось чего-то важного, то был вполне сообразительным и ответственным. Но как порой сложно показать человеку, что его личная жизнь тебя не интересует. А мои косые взгляды объяснялись банальным любопытством.
- Я хотел сказать, что нам с Дэнни нужно уехать на пару недель в Таиланд. И мне абсолютно всё равно спите ли Вы с Алексом или нет, - Макс продолжал смотреть на меня как-то подозрительно.
Я, конечно, не умел так мастерски переводить тему или шутить, как, например, тот же Дэнни, но попробовать стоило:
- Хотя тот факт, что ты доверяешь ему свою задницу, уже о многом говорит, - Макс вновь покраснел, но больше не выглядел таким уж растерянным. Вроде не мужская реакция, но на его слишком бледной коже даже легкий румянец был отчетливо виден. Он вообще единственный из нас, кто никак не мог нормально загореть и постоянно обдирал свои шелушащиеся уши.
- Так что там, с поездкой? – решительно произнес Макс, начиная разводить костер.
- Я подозреваю, что готовится очень масштабная операция, - мой задумчивый и тихий голос насторожил парня еще больше.
- А нам дадут пропуск на «вечеринку»? – улыбнулся Макс и ругнулся на родном языке, когда искра попала на руку.
- Боюсь, только посмертный, - он поднял на меня внимательно взгляд и кивнул. От этого простого жеста стало как-то легче. Если я прав, то у нас впереди славная битва.
- Что от нас требуется?
- Думаю, неделя отпуска не помешает нам всем. Вряд ли начнутся какие-то действия, - я присел уже у разведенного костра, греясь.
- А потом? – Макс сел напротив, протягивая руки к пламени. Ночь была прохладная.
- Вы с Алексом официально не под моим командованием, так что сразу отправитесь в Иран и понаблюдаете за обстановкой. Как только станет что-то известно, мы вылетим к вам, - Макс снова кивнул и поджал губы, словно пытаясь не сболтнуть лишнего. Как бы не так.
- Моран, слушай, а как ты догадался, что я… ну, снизу? – неловко закончил парень, вновь возвращаясь к своему обычному поведению.
- Походка у тебя модельная.
Когда Дэнни с Алексом пришли из леса, то застали нас смеющимися, и еще долго пытались выяснить, с чего это мы так ржали. Мы молчали, как истинные партизаны, но тот смех был не столько искренним, сколько нервным. Тяжело оставаться в своём уме после стольких лет войны.

***

- И… что? Его можно погладить? – молодой монах кивнул, в доказательство смело проводя по полосатой шерсти, почесывая.
- Мы их только что покормили, - тигр дернул ухом и довольно зевнул, показывая белоснежные клыки. Макс замялся, но затем подошел ближе и уверенно провел от шеи и дальше по спине. Полосатый хищник не выказывал недовольства и повернулся на бок, подставляя мощную спину под человеческую ладонь. Следом к нему присоединился и Дэнни. Оба мужчины были похожи на восторженных мальчишек, зарываясь пальцами в шерсть зверя и возбужденно переговариваясь. Не каждый день получается погладить такую большую кошку и остаться целым.
Алекс стоял неподалеку вместе с другим монахом и крутил в руках простенькую видеокамеру, копаясь в её настройках и протирая объектив краем майки. Я же сидел на краю обрыва и молча наблюдал за ребятами в этом совсем неглубоком ущелье, которое больше походило на большую яму с камнями и редкой растительностью.
- Спасибо, что подвезли, полковник, - донеслось сбоку. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто это. Голос у Очан Пусита был своеобразный и запоминающийся. Этот низкий, глубокий тембр лучше всего подходил настоятелю буддийского храма. Его было приятно слушать.
- Обращайтесь, - кивнул я, неотрывно наблюдая за резвящимися тиграми, которых выгуливали монахи. Кто бы мог подумать, что на севере Таиланда окажется такой необычный храм с полосатыми хищниками в качестве домашних любимцев, да и самих монахов мы встретили по дороге совершенно случайно, - вашу машину будут чинить дня три, не меньше, - я обернулся на настоятеля, опираясь руками о сухую и пыльную землю.
- Мне нечего предложить Вам взамен, полковник, - печально добавил мужчина, поправляя на себе простое одеяние.
- Мы остановимся здесь на несколько дней? – в моем голосе было больше утверждения, нежели вопроса, но монах всё равно кивнул. Я повернулся обратно, слегка наклоняя голову, - как вам удалось их приручить?
Монах усмехнулся, подходя ближе к обрыву:
- Доверие и уважение. Взаимопонимание и любовь. Мы их не приручали. Это наши друзья. Наша семья. Кто-то из них, возможно, тоже был монахом. Когда-то, - мужчина щурился от яркого солнца и с улыбкой наблюдал за своими послушниками.
Ну, конечно, буддисты. Реинкарнация, нирвана и всё такое.
- Полковник, - мужчина положил руку мне на плечо, отчего я непроизвольно напрягся, - впустите веру в своё сердце, и она…
- Залечит раны, подарит надежду и избавит от страданий? – моя горькая усмешка заставила Очана едва уловимо измениться в лице, но не убрать руку.
- Поможет понять себя, - миролюбиво продолжил монах.
- Я атеист, - непреклонно ответил я, надеясь, что на этом разговор закончится. Моё отношение к религии давно было выбито вместе с группой крови и инициалами на металлическом жетоне, холодящим грудь под майкой, и мне не хотелось ничего менять.
- Отрицание не всегда правильно, - сказал монах тем же назидательным тоном, не обижаясь на мои слова.
- Не всегда правильно навязывать свою религию, - раздраженно добавил я, но взял себя в руки и продолжил почти равнодушно, - их слишком много, чтобы выбрать истинную.
- Но вера-то одна.
Я обернулся, собираясь сказать что-нибудь еще, но с другой стороны ко мне подобралась огромная тень и с легкостью повалила меня на землю. Тигр улегся сверху, придавливая своим нехилым весом и обнюхивая, словно новую игрушку. Я не смел пошевелиться, да и особо резких движений всё равно бы не вышло. Тигр тыкался мокрым носом в шею, а затем коротко рыкнул и завалился на бок, увлекая меня за собой и упираясь мягкой лапой в грудь. Я сверлил хищника недовольным взглядом, а тигр лениво зевнул и прикрыл один глаз, всё еще не выпуская меня из крепких лап. Очан коротко рассмеялся, наблюдая за нами.
- Полковник, Вы, может быть, и не хотите привязываться к стае, - настоятель кивнул в сторону обрыва. И что-то мне подсказывало, что он имел в виду совсем не тигров, - но они уже приняли Вас.
Еле выбравшись из объятий тигра, я посмотрел в ту же сторону. На монахов, полосатых хищников и своих ребят. Мир и гармония? Хотелось бы верить.
За спиной послышался невнятный «Мфр». Обернувшись, я вновь увидел хитрый прищур желтых глаз и, не сдержавшись, сам потянулся рукой к клыкастой пасти. Зверь как бы невзначай подставил шею под мою руку и довольно выдохнул.
- Гром обычно не любит незнакомцев, будьте осторожны, - задумчиво произнес Очан и развернулся, чтобы спуститься вниз.
- А кто сказал, что я полностью доверяю этой наглой полосатой морде? – донеслось вслед улыбающемуся мужчине. А у меня внутри разливалось приятное тепло. Впервые за столько лет на душе было спокойно. В воздухе витал легкий запах нагретых трав, а пальцы медленно перебирали слегка жестковатую шерсть. Тигр сейчас больше напоминал домашнего кота, нежели хищника. Никогда бы не подумал, что представится возможность вот так вот посидеть рядом и даже притронуться к такому зверю. По моему лицу невольно расползалась улыбка, а внизу раздавались восторженные крики Макса, которого только что лизнули большим шершавым языком прямо в ладонь.

***

- Себ, кажется, даже недели отдыха у нас не будет, - медленно произносит Алекс, откладывая в сторону наушник с приёмником. Мы в это время готовились ко сну, расстилая простыни прямо на деревянном полу небольшого помещения недалеко от храма, где ночевали уже пятые сутки.
- Талибы? – произношу я, жестами показывая ребятам собираться.
Алекс кивает, поднимаясь с пола:
- И вторжение НАТО на территорию Афганистана.
Макс зевает, закидывая сумку на плечо:
- Чур, я за рулем.

***

- Есть какие-нибудь предложения? – говорю я тихо и передаю бинокль Дэнни. Кусты надежно скрывают нас от чужих глаз. А военные вокруг слишком заняты погрузкой, чтобы досконально проверять каждые заросли.
- У меня есть, - весело проговаривает Алекс, перезаряжая автомат, - парни, кто-нибудь из вас угонял вертолет? – мы молча переводим осторожный взгляд на него. Он что, серьезно? Там же народу раза в четыре больше, - вот и я нет, - как ни в чем не бывало продолжает Алекс и выползает из кустов. Мы не успеваем его остановить, поэтому отправляемся следом. И самое ужасное, что это последнее, что я четко помню о той ночи.

***

Кто-то говорил, что, будучи в коме, шел по длинному темному коридору навстречу свету. Кто-то утверждал, что видел своё тело со стороны. Со мной ничего похожего не происходило. Темная пустота вокруг: такая густая, что протяни руку и сможешь потрогать, пропустить через пальцы, сжимая, не имея возможности удержать. Я не чувствовал своё тело, словно его и вовсе не было. Только мертвая тишина и стойкое ощущение тяжести, окутывающее, сдавливающее.
Я не помнил, кто я, где я. Было только безграничное желание выбраться оттуда. И с этим ощущением стало еще тяжелее. Всё вокруг еле уловимо завибрировало, а я вновь начал постепенно чувствовать тело, будто бы в каждую клетку вливали окружающую пульсирующую пустоту.
Открыть глаза, только бы открыть и проснуться. Это было единственным желанием. Целью. Смыслом. Этому невозможно было противиться.
Слипшиеся веки поддавались неохотно. Яркий свет ударил по глазам, ослепляя и добавляя тянущей боли в районе затылка. Привыкнув к освещению, мне удалось, наконец, открыть глаза. Никаких четких границ, лишь какие-то очертания и цветные всполохи после каждого моргания. Прошла минута, а может и все пятнадцать перед тем, как потолок перестал вращаться, а несложные размышления привели к тому факту, что сейчас я точно находился в лазарете. Уж больно знакомые шторы слегка покачивались в такт сквозняку.
Мир постепенно начал обретать не только краски, но и звуки. Размеренный «пип» какого-то аппарата справа, легкий свист ветра за окном и чей-то шумный вздох с другой стороны. Постойте… Вздох повторился, и с той же стороны донеслась еле слышная возня, как будто кто-то ерзал на скрипящем стуле, безуспешно пытаясь устроиться удобнее.
- Добро пожаловать обратно на бренную Землю, - послышался хрипловатый голос, так знакомо растягивающий гласные, - теперь Вы официально в отставке, полковник.
Мои глаза непроизвольно расширились, пульс участился, о чем сообщил мерзкий писк приборной доски подключенного ко мне аппарата. Человеку, познавшему все прелести войны, не должно быть так страшно. Но страх парализовал тело. Я действительно боялся повернуться и обнаружить на стуле палаты пустоту.
Может быть, я уже умер? Тогда в раю довольно хреново, раз боль до сих пор не проходила. Или это смерть пришла за мной в таком нелепом обличии?
- Басти, - те же возмущенные интонации никуда не исчезли, - ты меня вообще слушаешь? Врач сказал, что никаких проблем со зрением или слухом у тебя не наблюдается. Небольшое сотрясение и несколько переломов. Через пару месяцев будешь, как новенький, - его тон был осуждающим, с нотками веселья и раздраженности.
- Уходи… - собственный голос показался слишком чужим и тихим, и я из последних сил сдерживался, чтобы не посмотреть в ту самую сторону. Я не верил. Этого просто не могло быть на самом деле. У меня галлюцинации или шок, или всё вместе и мне уже готова отдельная палата в какой-нибудь захудалой психбольнице. С желтыми стенами, обитыми мягкой тканью, и личным психологом, навещающим меня раз в неделю.
Это точно какая-то параллельная вселенная, где я восемнадцать лет валялся в глубокой коме и проснулся только сейчас. А Джим приходил каждые выходные, навещая, меняя цветы и рассказывая о событиях, случившихся в мире, а не умер, исчезнув из моей жизни почти на двадцать лет.
Со стороны кресла послышался недовольный возглас:
- Басти, ты мне не рад? – его обеспокоенное лицо нависло надо мной, а я изо всех сил стиснул простынь и зажмурился, как какой-то жалкий мальчишка, не желающий поверить в волшебство. Но было уже слишком поздно. Перед моим взором появилось некогда родное, но довольно повзрослевшее лицо, которое, казалось, выжглось на обратной стороне век.
- Между прочим, я спас тебя от глупой и неминуемой смерти, - словно пропел Мориарти, судя по скрипу вновь устраиваясь на стуле.
- Лучше бы я сдох, - простонал я, не в силах справиться с собственными эмоциями. В душе царил хаос, а мысли никак не могли успокоиться.
- И все мои старания насмарку? – в таком родном голосе было столько упрека, что не поверить в его реальность стало практически невозможно, - я столько лет…
- Следил за мной?! И ни разу не связался? Не дал даже намека на своё присутствие?! – не выдержал я, открывая глаза и резко поворачиваясь в его сторону, отчего перед глазами вновь поплыло, а от вспыхнувшей головной боли я чуть не потерял сознание.
- Присматривал, - вежливо поправил меня Джим, пропуская мимо ушей последние два предложения, словно он воскресал каждую пятницу и считал это вполне обыденным явлением, не утруждая меня лишней информацией о своем существовании.
- С небес? – из-за сухости во рту язык слушался плохо, а тон никак нельзя было назвать упрекающим или издевательским.
- Можно и так сказать, - отозвался Мориарти, изящным жестом приглаживая волосы и улыбаясь уголком губ.
- Джеймс, - имя резало слух не только мне, отчего внутри осталось хоть какое-то чувство удовлетворенности. Интересно, он хоть понимает, как хреново мне было всё это время?
- Прости, но… Ты умер. Восемнадцать лет назад разбился на самолете с собственными родителями, - я надеялся задеть его этими словами, но лицо Джима оставалось совершенно непроницаемым. Спустя пару секунд он пожал плечами и как ни в чем не бывало произнес:
- Ну, если тебе так хочется, то считай, что я воскрес, - он развел руками, и этот простецкий жест совершенно не вязался с его строгим костюмом и кривой усмешкой, - та-дам? – несмело произнес Джим, натянуто улыбнувшись. И в моей голове что-то щелкнуло, словно абсурдность дошла до своего предела, и идти на большее мозг просто отказывался.
- Катись к черту! – на этот раз хрипотца в голосе была весьма к месту, а тон почти получился угрожающим.
- Но Басти… - казалось, Джим был немного растерян. Надеялся, что я сразу же прыгну к нему в объятья, стоит ему лишь появиться? Да пошел он.
- Убирайся, я сказал! – Мориарти как-то разом осунулся, встреча точно была не такой, как он рассчитывал, - Ты призрак, галлюцинация, последствие моей травмы. Я псих. Гребанный псих, - повышенный тон последних слов плавно перешел в безудержный смех. Так бывает, когда сильно испугаешься. Нельзя произнести хоть слово, ты просто громко и надрывно смеешься, без возможности остановится. На глазах выступают слёзы, воздуха не хватает. Но от понимания, что ты не в силах контролировать себя становится по-настоящему страшно. Настолько, что легкие сдавливает судорогой, а вместо кашля всё тот же ненормальный смех, который ты сам остановить уже не сможешь.
- Басти, - Джим подрывается со стула, в его глазах стоит паника. И он действительно боится. Меня.
Он снова повторяет моё имя уже без волнения, но с нотками грусти, наклоняется ближе и притрагивается к моему плечу, поглаживая тонкую ткань хлопкового покрывала:
- Поверь, я… - но слух пропадает в ту же секунду. Мой смех резко прекращается, а то место, где он скользит пальцами, прошивает болью по силе равной разряду электрошокера.
- Вали отсюда нахрен, маленький ублюдок! – я пытаюсь отдышаться после так внезапно закончившегося приступа, поэтому говорю быстро, проглатывая окончания слов, - я лучше сдохну, чем поверю тебе снова, - одной рукой хватаю его за отворот рубашки, притягивая ближе. Захват очень слабый, но Джим не сопротивляется и не смеет шелохнуться. Он неподвижно нависает сверху и снова смотрит этими своими пронзительными глазами, заглядывая в самую душу. Знал бы он, что всматриваться там уже, собственно, не во что. Глубоко и медленно вдыхаю, набирая побольше воздуха и наслаждаясь моментом. Голову ведет от запаха одеколона, кончики пальцев покалывает, моя загорелая рука контрастирует с белоснежностью чужой рубашки и бледностью кожи. Очередная волна паники накрывает с головой. Приведение нельзя потрогать.
Но даже если это и галлюцинация, пусть так, но для воспаленного мозга передо мной сейчас Джим, и всё остальное само собой отходит на задний план. Он как самая злая насмешка судьбы, говорящая: «Ну же, Себастьян, ты же этого так хотел. Так верил, надеялся, ждал. Где-то в глубине души, я же знаю. Вот же он. Перед тобой. Неужели ты и правда не рад моему подарку?». И я смотрю, как эта самая «насмешка» быстро облизывает губы и уже хочет наклониться ближе. Как бы ни так. Я напрягаюсь всем телом, еще больше комкая рубашку, и выдыхаю ему в самые губы:
- Пошел нахрен! – после чего сразу же выпускаю его из захвата. Джим непонимающе моргает, еле удержав равновесие, поджимает губы и старается прожечь во мне дыру одним только взглядом. Я устало закрываю глаза, не желая больше наносить вред своей психике, и отворачиваюсь к стене, слыша удаляющиеся шаги и оглушительно громкий хлопок дверью. Вот и поговорили. Зашибись.
Плечо жжет от прикосновения, а я начинаю тихо смеяться, продолжая комкать простыни и шевелить губами, посылая в ночь немые проклятия.
Этого не может быть. Невозможно. Я перекатываюсь на другой бок, путаюсь в покрывале и падаю прямо на холодный пол. И пока, смеясь, пытаюсь выбраться из тканого кокона, в палату вбегает медсестра и что-то колет в район предплечья. Я не успеваю отбиться от неё и уже через несколько секунд забываюсь тревожным сном, в котором я катаюсь на колесе обозрения с темноволосым мальчиком с лукавыми темными глазами. Мы смеемся, рассматривая ночной город, увлеченно переговариваемся и засыпаем, тесно прижимаясь друг к другу, когда небо начинает светлеть от восходящего солнца. Утром я не помню, почему именно в эту ночь мне впервые за столько лет не снились кошмары.
На мой вопрос о вчерашнем посетителе медсестра удивленно приподнимает брови, говоря, что в больнице добросовестная охрана, пункт видеонаблюдения и вчера у меня всего-навсего был приступ. Я искренне верю её словам, но в задумчивости всё еще потираю плечо, словно то прикосновение выжгло клеймо на теле.
Просто вчера я был между жизнью и смертью. А моя психика давно не в полном порядке. Именно с такими мыслями я проваливаюсь в глубокий сон без сновидений, забивая в самый уголок сознания, что, возможно, это был совсем не бред больного воображения.

***

Два дня спустя меня навещает Дэнни. У него перебинтована голова и рука по самое предплечье, но он выглядит бодрым и вполне довольным жизнью. От него я узнаю, что многие наши сослуживцы погибли из-за ошибки командования, что абсолютно все отряды Доусона распустили, и всех парней бессрочно отстранили от службы. О судьбе самого Доусона ничего точно не было известно. Великобритания потеряла слишком много людей за такой короткий срок, поэтому отозвала войска. А Доусон на самом деле был подкуплен талибами, поэтому и отправил самые лучшие отряды подальше. И не мы одни заподозрили во внезапном «отпуске» подвох. Вот тебе и истинный патриот.
Правда, я сомневаюсь, что роль сыграли только деньги. Всё-таки именно он отбирал нас в тот самый подготовительный лагерь, и не думаю, что ему было бы приятно потерять большинство своих воспитанников. Доусон, конечно, был еще той сволочью, но в большинстве случаев доказывал, что своё высокое положение он заслужил, и на совсем уж безнадежные задания никогда никого не отправлял.
Я также попытался расспросить, что же произошло после нашего, оказывается, удачного захвата вертолета, но Дэнни только развел руками и грустно сообщил, что вырубился сразу после посадки и, кажется, пропустил всё самое «интересное». То немногое, что он только что поведал мне, он сам узнал из рассказов персонала в госпитале. Когда же я поинтересовался насчет ребят, он передал мне их извинения за то, что они не дождались, пока я очнусь, и просто вручил прощальное письмо от наших бывших напарников, удалившись под недовольные причитания вошедшей медсестры. Макс и Алекс улетели в Канаду, надеясь, что уж там их оставят в покое.

***

Спустя неделю мне приходит письмо от дяди Стефана. Моё удивление быстро сменяется беспокойством, но напрасно. В их семье всё хорошо, мужчина безумно хочет встретиться со мной и упрекает в том, что я не писал ему на протяжении такого долгого времени. Да и найти меня сейчас оказалась задачей не из легких, но он верил и надеялся, что оно дойдет до адресата. Странно, но судя по содержанию письма, дядя почему-то даже не допускал мысли о том, что, собственно, меня уже нет в живых. Напротив, очень просил навестить их и пожить некоторое время в семейном особняке в Швейцарии, где на каникулы обязательно приедут Софи и Эйлин с мужьями и детьми. Как-то с трудом верилось, что прошло так много времени. Даже у моих кузин появились свои семьи. Ощущение одиночества затопило с головой. Проще было думать, что у тебя никого не осталось, чем осознавать, что, оказывается, еще было место, где тебя помнят и вроде как ждут. Но почему-то эту идиллию нарушать не хотелось. В каждой семье должен же быть какой-нибудь загадочный или сумасшедший родственник. Так почему бы им не быть мне? Роль как нельзя подходящая.
Мне большого труда стоило написать вежливый отказ так, чтобы не обидеть дядю. Конечно, там было о том, что нужно долечиться, закончить важные дела и тому подобное, и обещания, что когда-нибудь обязательно приеду. Но, боюсь, что уж дядя мою ложь распознает сразу. Я и так еле успел сбежать от его опеки сразу после школы. И о военном лагере он узнал не от меня, и уже не смог ничего сделать. Надеюсь, он не сильно расстроится, если просто узнает, что у меня всё хорошо. Так будет лучше для нас обоих.
Меня выписывают через месяц. Дэнни предлагает поехать вместе с ним в Лондон. И у меня нет ни малейшего желания противиться. Мы снимаем небольшую квартиру недалеко от центра. Дэнни рассказывает, что последние два года школы провел именно в этом городе, и он просто его покорил. А я пока не чувствую Лондон, еще не ощущая себя его частью. Это просто очередное место жительства, не более.
Военная пенсия не такая уж шикарная, поэтому я устраиваюсь на подработку в частный тир. Уж что-что, а стрелять я умею гораздо лучше всякого любителя. А тонкости обучения и инструктажа других людей должны прийти со временем, тем более что основы общения с клиентами мне объяснили довольно хорошо. Некоторые коллеги меня недолюбливали, кто-то же просто по-доброму шутил, что мне бы снайпером работать, а не инструктором по стрельбе. В любом случае вниманием клиентов я был не обделен. Многие записывались за месяц или два, только бы позаниматься именно со мной. Такое признание было лестно, но я непонятно почему боялся сильно светиться, поэтому не слишком сильно афишировал своё прошлое и не очень охотно общался как с клиентами, так и с сотрудниками. И нашего хозяина это вполне устраивало. А меня радовало, что в этом месте не было принято говорить о таких понятиях, как корпоративный дух или сплоченность коллектива. Не до теплых отношений, когда под рукой холодное оружие, пусть и использующееся только в тренировочных целях.
А когда все уходили, мне разрешалось остаться пострелять самому. И я не особо понимал, для чего это делаю. То ли действительно ностальгирую по войне, то ли пытаюсь непонятно для чего держать себя в форме. Глупо. Но каждый раз, поймав очередную цель в оптический прицел, я понимал, что все заботы и мысли отходят на задний план. И я чувствовал себя, как ни банально звучит, дома.
И да, я немного смог проникнуться извечной суетливостью Лондона. Возможно, со временем, я окончательно здесь освоюсь. А пока я впал в рутину будней, поддавшись мрачноватому настроению самого города. Но и тут Дэнни не смог оставить меня в покое.
Он вытаскивал меня на небольшие экскурсии по выходным, чтобы осмотреть какие-то достопримечательности вроде музеев или парков. Каждый вечер мы сидели перед телевизором и по-своему комментировали бессмысленные ток-шоу или фильмы, смеясь над некоторыми особо вписавшимися репликами, и уже подумывали завести большую лохматую собаку, которая, я абсолютно в этом уверен, перегрызла бы всю нашу обувь, но вся эта холостяцкая идиллия продлилась недолго. Спустя всего три месяца Дэнни съехал.
Всё случилось до крайней степени банально. Осенняя встреча одноклассников, бывшая школьная любовь. Он – герой войны, и она – миниатюрная брюнетка Кристин Роуз, преподающая французский на дому. Я уже думал, что мне придется срочно съезжать, освобождая квартиру молодым, но у девушки оказался целый дом, в котором она жила совсем одна. Меня даже пригласили на свадьбу, которая состоится в следующем месяце. У меня не было прав отказаться, поэтому Дэнни настоял на том, чтобы купить мне телефон и таким образом поддерживать связь. Я откровенно презирал технику, да и не особо у меня с ней ладилось. Дэнни до сих пор подкалывал меня на тему «случайно» вылетевшей из окна микроволновки. И мои убеждения, что я всего лишь запутался в шнурке, а окно было открытым, его ни капли не волновали. Правильно, у меня же сноровка, внутреннее чутьё и прочие примочки, помогающие выжить в экстремальных, но никак не бытовых ситуациях. И его попытки познакомить меня с интернетом были тщетными. Я, конечно, не был полным дураком и даже слишком быстро для новичка научился пользоваться гуглом, но вот восхищения Дэнни по поводу всевозможных стрелялок не разделял. Мне войны и так хватило, да и на работе можно было пострелять вживую. Впрочем, ноутбук купил он сам, так что и забрал с собой. И особых чувств я по этому поводу не испытывал.
И хотя на этот месяц квартира уже была проплачена, мой бывший сожитель отказался забрать свою половину денег от меня. Он был настолько неприлично счастливым, что вспомнил об этом, только когда я завел разговор.
Но подыскивать квартиру мне всё равно пришлось. Военной пенсии даже вместе с зарплатой мне бы не хватило. А искал я теперь небольшую, но уютную однушку где-нибудь в тихом районе на окраине города. В нынешней квартире же стало совсем пусто. Моих вещей с самого начала было немного. Теперь только неаккуратная стопка ежедневно просматриваемых газет и пепельница с парой окурков говорили о том, что здесь всё еще кто-то живет.
Без Дэнни стало безумно скучно. Я пытался занять себя чем-нибудь вечерами, но всё сводилось к уборке, готовке или чистке незарегистрированного оружия, хранившегося в дальнем ящике стола, из-за чего я чувствовал себя какой-то странной домохозяйкой. По ночам я закидывался снотворным, но кошмары всё равно преследовали меня. По-хорошему надо было сходить к психологу, но печальный опыт из детства наглядно показывал, что это всего лишь способ выговориться, но никак не путь к решению проблемы. В последние дни перед переездом я готовил документы, поэтому сеансы самокопания временно прекратились, уступая место бумажным заботам.
И ровно за день до того, как съехать, я задержался на работе намного дольше обычного. Уже было далеко за полночь, когда я закрывал массивные металлические двери тира. Ключи тихо звякнули, замок щелкнул, а у меня появилось стойкое ощущение чьего-то присутствия.
Резко обернувшись, я увидел лишь пустую подворотню, освещенную парой тусклых фонарей. Нахмурившись, я засунул ключи в карман кожаной куртки и, оглянувшись, прошел вперед, всё еще четко ощущая чей-то взгляд. И внутреннее чутьё в который раз не подвело. Сделав еще несколько шагов, я замираю на месте, не в силах пошевелиться.
- Ба-а-асти, - в его голосе слышны всё те же высокие нотки, от которых волосы на моей шее встают дыбом, - как я рад тебя видеть, - в этих интонациях столько всего, что я уже не знаю, говорит ли он со всей искренностью или искусно лжет, - уж не думал, что придется ждать так долго, - драматичный вздох и напускное негодование, словно он уже несколько часов провел в тени соседнего здания, только и поджидая меня.
- Что тебе нужно? – мой голос ровный и спокойный. И кто бы знал, чего мне это стоит. Теперь не получится всё списать на бред или фантазию. Джим и правда жив. Нужно смириться и попытаться успокоиться, иначе я сам убью его ненароком. Ну, же, Себастьян, рискни и обернись. И уже не будет дороги назад. Ты же знаешь, что не сможешь уйти. Поворот головы, и ноги сами понесут тебя прямо к нему. Чёрт, только бы не оборачиваться.
- Не хочешь поработать на меня? – непринужденно интересуется Джим, продолжая сверлить взглядом мои лопатки:
- По старой дружбе, так сказать, - я спиной чувствую, что он улыбается, - мне бы пригодился человек с такой своеобразной биографией.
Между бровями появляется складка, губы сжимаются сами собой, челюсть сводит от напряжения, а ногти впиваются в ладони. Будь, что будет.
- Да что ты вообще знаешь обо мне?! – почти рычу, оборачиваясь и встречаясь взглядом с ним, и понимаю, что пропал.
Джим весь подтягивается, расправляя и так идеальную осанку, но в его позе едва проглядывает напряжение. Он сглатывает, не разрывая зрительного контакта, и тихо произносит с придыханием:
- Всё, Себастьян, - он переминается на другую ногу и улыбается еще шире, - я знаю, что ты изо дня в день пытаешься найти себя в этой жизни. Ощущаешь себя полным ничтожеством, стоя у зеркала, где на тебя смотрит всего лишь тень, жалкое подобие человека. Знаю, как ты наматываешь круги по комнате, словно дикий зверь, чистишь свой и так блестящий браунинг, по три часа перед сном смотришь в потолок, а на утро просыпаешься на смятых простынях из-за одного и того же кошмара, - Джим прерывается всего на секунду, а затем продолжает шипящим голосом, почти срываясь на крик,- даю тебе максимум два года, а потом ты сопьешься и подохнешь в одном из мусорных баков около какого-нибудь дешевого бара.
И за эти слова хочется подбежать и приложить его о ближайшую стену. До криков, до мольбы о помощи. Хочется вырвать наживую все внутренности, сжать дрожащими пальцами сердце так крепко, чтобы сосуды лопнули. Гнев застилает глаза, и я почти ощущаю тот сладкий металлический запах, исходящий от крови, стекающего по его самоуверенно улыбающимся бледным губам.
Я смотрю в его глаза и на секунду кажется, будто белки стали абсолютно черными в тон зрачку, и на меня смотрит не человек, а демон. Самый настоящий. Что же с тобой стало, Джим? Этот мысленный вопрос моментально отрезвляет и, пересиливая себя, скрепя зубами и сердцем, я отворачиваюсь и быстро ухожу, оставив Мориарти удивленно моргать совершенно обычными ничего не понимающими глазами. И если бы я задержался еще на минуту, то увидел бы, как лихорадочный румянец покрывает его перекошенное от злости лицо, а идеально начищенный ботинок врезается со всей силы в мусорный бак, оставляя небольшую вмятину. И, конечно же, отборный ирландский мат до меня тоже не долетает.

***

От автораАвтор предлагает небольшое музыкальное сопровождение. А именно:
*Apocalyptica - Path vol.2 feat. Sandra Nasic (Guano Apes)
_________________

Я захожу в свою слишком пустую квартиру и устало приваливаюсь к двери, запрокидывая голову. Затылок пару раз прикладывается о деревянную поверхность, а в прихожей гуляет нехилый сквозняк – и это всё немного отрезвляет. Сумка летит в угол, приземляясь в аккурат к другой, в которой находится уже большая часть моих вещей. Папка с документами покоится на кофейном столике перед телевизором, и смотреть на неё решительно не хочется.
Меня почти лихорадит от того количества мыслей, что жужжат в голове. Их невнятный и постоянный гул не даёт сосредоточиться, даже когда я тру виски, завалившись прямо в верхней одежде на небольшой старый диван. Пружинка впивается в лопатку, ноги приходится неудобно согнуть в коленях, глаза закрываются сами собой, и появляется отчетливое желание напиться. Но в этот же момент в голове проясняется, и от этого не легче. В ней звучит тот самый монолог Джима, и желание моментально исчезает. Взгляд под опущенными веками застывает, и я прилагаю все усилия, чтобы не начать думать о том, что произошло полчаса назад. Мне до сих пор тяжело принять такую реальность. И что-то мне подсказывает, что это еще не вся правда о моем чудом выжившем друге.
Но мироздание, похоже, сжалилось надо мной. В гробовой тишине комнаты слышится стандартная мелодия не так давно купленного мобильного. Я уже на ощупь тянусь к источнику звука и собираюсь ответить, но из трубки не доносится ни звука. Моё невнятное «Да?» тонет в окружающей тишине, и мне приходится открыть глаза, что я делаю весьма неохотно. На дисплее всего лишь мигает значок смс с неизвестного номера. В груди неприятно ёкает, но палец уже нажимает на кнопку.

«Развилка на Этон-роуд. Ты задолжал мне два желания, детка. Приезжай. Срочно. ДМ»

Телефон летит куда-то в сторону, а я торопливо сбегаю по лестнице, ловлю такси и понимаю, что судьба – редкостная сука. Какого черта меня вообще угораздило так вляпаться? А то, что я определенно вляпался, сомнений просто не осталось. Это же Джим. Если у него всё так срочно, то это задница вселенского масштаба.